– Ага, – согласился Дэвид, подвигаясь, чтобы освободить местечко для Джоша.
Утром Дэвид натянул на себя махровый халат Клер и вместе с Джошем удалился на кухню.
Через двадцать минут Клер был подан завтрак. На подносе оказались горячий томатный суп, шоколадное мороженое и апельсиновая шипучка.
Дэвид подмигнул Клер через голову Джоша:
– Меню составлял Джош.
– Великолепно, – тихо отозвалась Клер, глядя в сияющее личико и аквамариновые глаза сына. Потом она перевела взгляд на поднос, стоявший у нее на коленях. – Я не съем столько томатного супа. Может, поможешь, Джош?
Как летит время! Джош уже ходил в джинсах и темно-синем нейлоновом анораке и выпрашивал у нее грубые сапоги – такие же, какие носили другие местные мальчишки. Ему было уже пять, он ходил в Уорминстерскую школу, и изо всех сил старался перенять дорсетский говор, поскольку ребята поддразнивали его за слишком уж „пижонское' произношение. Он обожал читать комиксы, смотреть телевизор (особенно фильмы про доктора Кто) и во время купания, улучив момент, когда мать отворачивалась, украдкой писал в ванну. Он до самозабвения любил футбол и уже не помнил, что такое бейсбол; почти не помнил он и Калифорнию – только то, что там было яркое солнце, белый домик и что-то вроде огромного плавательного бассейна, хотя Клер, смеясь, объясняла ему, что на самом деле он был вовсе не таким уж большим – во всяком случае, для Лос-Анджелеса.
После того как Джош дочиста вылизал все тарелки и ушел кататься с горки на чайном подносе, Дэвид принес другой поднос – с кофе, еще теплыми булочками, которые выпекла Клер, и клубничным вареньем.
После этого они забрались под лоскутное одеяло и долго, неторопливо занимались любовью. В это утро Клер разнежилась; ей было особенно хорошо и уютно с Дэвидом – вот так лежать бы и лежать, не открывая глаз и чувствуя его рядом. Но временами дремота вдруг слетала с нее, и она ощущала себя полной энергии, красивой, счастливой, готовой хоть горы своротить.
– Как жаль, что не все мужчины такие, как ты, – шепнула она на ухо Дэвиду. – Ты получаешь от физической близости и ласк такое же удовольствие, как женщина. Как бы мне хотелось, чтобы все мужчины получали удовольствие от всего своего тела, а не только от одного его маленького, вихляющегося туда-сюда кусочка.
– Я всегда считал, что самый важный половой орган находится между ушами, – ответил Дэвид, целуя ее.
Глава 21
Четверг, 29 февраля 1968 года
В последний день февраля загорелая, посвежевшая Шушу спускалась по трапу самолета в лондонском аэропорту. На ней был потрясающий белый брючный костюм от Капри (прощальный подарок Берты), и она чувствовала себя бодрой и энергичной.
К ее удивлению, у трапа ее ждала девушка из наземной службы, которая тут же отвела ее в зал для особо важных персон. Когда они вошли, навстречу поднялся Адам.
– Что-нибудь… с Элинор? – с трудом выговорила Шушу, бледнея.
Адам коротко, в осторожных выражениях рассказал ей, что произошло в ее отсутствие.
Шушу выпрыгнула из автомобиля едва ли не прежде, чем он, прошуршав шинами по гравию, остановился посреди подъездного двора. День для конца февраля стоял необычно солнечный, и веселые медсестры в ярко-красных накидках неторопливо прогуливали пациентов, под руку или в креслах-каталках, по дорожкам сада.
Одна из сестер, катившая перед собой кресло, пошла к ним навстречу, и потрясенная Шушу вдруг поняла, что закутанная, точно запеленатая в кокон, неподвижная фигура в нем – Элинор. Она выглядела маленькой и хрупкой, глаза пустые, отсутствующий взгляд, как будто она только что проснулась и еще не поняла, где находится.
– Привет, Нелл, – сказала Шушу. Элинор не подняла глаз.
Шушу молча слушала нескончаемое щебетание медсестры:
– Мы отлично провели утро, не правда ли, миссис О'Дэйр?.. Мы смотрели на птичек – как они купаются, и угощали их крошками, да?.. Наклонитесь-ка немножко вперед, дорогая, – ваша подушка опять сбилась. Вот так… так ведь лучше, правда?.. Потом мы покушали и, как всегда, немножко поспорили насчет нашего тихого часа. А потом мы послушали прекрасный концерт по радио, не правда ли?
Медленно подняв веки, Элинор взглянула вверх, и глаза ее обрели некое подобие выражения. В душе Шушу встрепенулась надежда.
– Похоже, ты одета не совсем по погоде, Нелл, – сказала она. – Но не беспокойся, я мигом докачу тебя до твоей комнаты.
В чересчур натопленной спальне Элинор, уложив подругу в постель, Шушу принялась изучать температурный лист и список назначений, висевшие на спинке кровати. Она нахмурилась, увидев, что в списке фигурирует пять разных препаратов успокоительного и снотворного действия: понятно, почему Нелл перестала соображать, что к чему. Припомнив ее обычно вспыльчивый характер, Шушу усмотрела в этом еще одну искорку надежды, но тут же подумала: если они так и будут обращаться с Нелл, как с ненормальной, в конце концов она и вправду сойдет с ума.
Снова вчитываясь в список назначений, она было начала говорить что-то Элинор, но осеклась, вспомнив, что в спальне находится и Адам.
Шушу обернулась к нему:
– Я привезла подарок Элинор. Он в машине, среди ручного багажа. Ты не мог бы принести его? Знаешь, такая красная коробка. – И, снова повернувшись к Элинор, произнесла громко и медленно, как говорят, обращаясь к глухим: – Я привезла тебе сюрприз, Нелл.
