цветами.
– Кажется, головная боль прошла, – пробормотала Миранда, обращаясь к медсестре, щупавшей ее пульс. Когда она в первый раз пришла в себя, голова у нее буквально раскалывалась.
Теперь же ей казалось, что голова наполнена чистым, свежим воздухом.
– Когда я могу выписаться? – шепотом спросила Миранда.
– Пока еще не может быть и речи о выписке, – авторитетно заявила медсестра. – За последние двое суток ваше состояние заметно улучшилось, но у вас было сильное сотрясение. Да и со времени вашей аварии прошел всего двадцать один день…
– Двадцать один день?!
– Спокойно, спокойно! Вам вредно волноваться. Доктор велел все время давать вам снотворное. Вы получали по десять миллиграммов валиума каждые четыре часа, но в течение последних двух суток мы понемногу снизили дозу. Поэтому сейчас у вас более ясная голова, чем раньше, когда вы приходили в себя.
– На моей работе знают, что я здесь?
Медсестра рассмеялась.
– Да вам названивают столько, что наш больничный коммутатор постоянно занят. Ваша секретарша остановилась в „Гранд-отеле'. Она поставила у вашей двери телохранителя, чтобы газетчики не смогли прорваться. Боюсь, они уже успели напечатать немало разной чуши на ваш счет.
– Черт побери!
– Ваша сестра Аннабел приезжала несколько раз, а звонит сюда как минимум дважды в день.
– Я не хочу видеть ее! Пожалуйста, не пускайте ее ко мне!
– Не волнуйтесь, не волнуйтесь. К вам не пропустят никого, кого вы сами не захотите видеть.
– Что с моим самолетом? Он не горел? Как я выбралась из него?
– Ваш самолет не сгорел, его уже ремонтируют. Из него вас вытащили пожарные аэропорта: они сказали, что вам еще повезло, что не заклинило дверь. У вашей секретарши есть все газетные вырезки об этом.
– Мне нужен телефон – сейчас же.
– Мне очень жаль, но не раньше чем завтра. Так распорядился доктор.
– Если вы не принесете мне телефон, я позову охранника и заставлю его сделать это. Я должна позвонить в пару мест.
Спор продолжился еще некоторое время, но в конце концов, чтобы успокоить пациентку, старшая медсестра отделения позволила дать ей телефон – ровно на пятнадцать минут.
Секретарши в гостинице не оказалось. Тогда Миранда набрала номер лорда Брайтона.
– Алло… Нет, Джеймс, со мной все в порядке. Не обращайте внимания на газетные россказни. Я хочу знать, как обстоят дела с созывом общего собрания. Каково положение с представительством?
– Доверенности уже начали прибывать, но их не тан много, как я ожидал. Вероятно, акционеры собираются лично присутствовать на собрании… Нет, от „Хайленд Крофт холдингс' мы не получали ничего, но пусть это вас не беспокоит.
– Как это „пусть не беспокоит'? Ведь результаты голосования будут зависеть именно от того, на чьей стороне окажется „Хайленд Крофт холдингс'! У нее четыре и восемь десятых процента акций; если вычесть их, на всех остальных голосующих акционеров приходится всего четыре и две десятые. Ведь акции, контролируемые мною и Адамом, не могут участвовать в голосовании.
– Наверное, они пришлют представителя на собрание.
– А может быть, будут выжидать до последней минуты, а тогда выставят свои акции на аукцион между мной и Адамом по бешеной цене на том условии, что „Хайленд Крофт холдингс' будет голосовать за того, в чью пользу решится дело. А приобрести их, естественно, можно будет только после общего собрания.
– Вы правы. Если кто-нибудь из вас купит эти акции до собрания, то, как сторона заинтересованная, не сможет воспользоваться ими при голосовании.
– Если Адаму удастся захватить этот пакет акций, – мрачно произнесла Миранда, – я могу заранее распрощаться с „КИТС'. А это значит, что покупать их придется мне – независимо от цены. Следовательно, мне нужно собрать нужную сумму под залог тех акций, которыми я располагаю сейчас.
– Вы явно выздоравливаете, – одобрительно заметил лорд Брайтон. – Но дело в том, что „Хайленд Крофт холдинге' не собирается продавать свои акции.
– Они говорят это, чтобы вздуть цену!
– Перестаньте волноваться, Миранда: этим вы ничего не выиграете. Не забывайте, что без вас „КИТС уже не будет представлять такого интереса, как сейчас. Адам этого не понимает, потому что в данный момент ему изменила объективность. Мне кажется, он настолько привык все время гнуть свою линию, что просто забыл, как надлежит вести себя, когда это не получается.
Не успела Миранда положить трубку, как вошла медсестра:
– К вам посетительница. Все эти дни она постоянно звонила сюда. Некая мисс Шушу.
– Шушу! Отлично, чудесно!
– Но имейте в виду: не больше десяти минут, – предупредила сестра, выходя.
Миранда подняла глаза на приблизившуюся к ее постели угловатую фигуру и расплакалась навзрыд.
