Она прикончила выпивку, поставила бокал на пол, встала и направилась в спальню. У ее дверей обернулась, и я увидел в ее глазах знакомое мне озорное и не очень-то приятное выражение. Марджи нарочито подняла руку, ухватила лиф платья и потянула его вниз. Булавки не выдержали – и многострадальное вечернее платье распахнулось как створки раковины. Она дала ему упасть к ногам, наклонилась,, чтобы расстегнуть пряжки на туфлях, выпрямилась, вышагнула из них и из одежды, валяющейся на полу, а потом, глядя на меня с улыбкой, сняла оставшуюся сережку и бросила ее мне. Я ее поймал.
– Подумай, чего ты лишаешься, беби, – промурлыкала Марджи.
– Думаю об этом, – ответил я. – Иногда. – Сняв с себя халат, я швырнул его ей. – На случай, если захочешь принести утром молока, – пояснил я. – Доброй ночи, Марджи!
– Пол!
Я оглянулся. Марджи набросила легкий халат себе на плечи и запахнулась.
– Да? – отозвался я.
– Прости, беби. Мне не следовало терзать тебя. Это мерзко.
– Доброй ночи!
Когда дверь спальни закрылась, ухмылка сползла с моего лица. Я взглянул на сережку в руке и вспомнил, что подарил ей эти серьги на Рождество. А она мне тогда вручила тот самый халат, что сейчас на ней. Карл же передал мне «плимут», на котором я и ездил все эти дни. Он любитель крупных подарков. Я же собрал для него из запасов Хоффи двенадцатую модель винчестера, хотя Карл не больно-то ловко управлялся с дробовиком. Впрочем, то же самое можно сказать и о любом другом оружии, однако сам он мнит себя ловкачом по части обращения с пистолетом под горячую руку. Однако время от времени показывается в стрелковом клубе. Винчестер было лучшее, что я мог ему подарить, дабы ему было чем похвалиться перед знатоками.
Карл и Марджи были моей семьей – единственными во всем мире людьми, с которыми я мог держать себя естественно, так как они знали обо мне все. Для них мне не надо было кого-то корчить из себя. Мне не приходилось беспокоиться о том, что они замышляют или как будут вести себя по отношению ко мне, если что-то откроется, раз им и так все было уже известно.
Я прошел в гостиную, набросил простыню на стоящую там кушетку, нашел подушку и спал до дневного света.
Меня разбудил вой полицейской сирены под окнами.
Глава 11
Разумеется, так же гудеть могла пожарная машина, «скорая помощь» или на худой конец подросток с одной из этих сигнальных груш на велосипеде, но почему-то я твердо знал, что это полиция. Поэтому свесил ноги с постели, зевнул, почесал в затылке и вслушался в затихающий на улице звук. По крайней мере, жизнь в эти дни не казалась мне тусклой. И все, что потребовалось сделать, чтобы чуть-чуть поразвлечься, это просто-напросто выстрелить в губернатора.
Вскоре выяснилось, что сирена имеет ко мне прямое отношение. Не успела она умолкнуть, как копы принялись названивать в мою входную дверь. Но на данный момент моим халатом владела Марджи. В чулане с зимней одеждой я нашел тяжелую шерстяную робу и облачился с нее, потом огляделся. Гостиная выглядела сценой, которую только что покинула после своего номера стриптизерша. Я подобрал меха, платье и туфли. Платье все еще выглядело как лопнувший кокон, из которого вылезло огромное насекомое. Длинный разрыв позволил разглядеть внутреннюю конструкцию лифа: швы оказались усилены гибким белым корсетом. А я-то всегда удивлялся, почему платья не расползаются; теперь стало ясно. Открыв дверь спальни, я забросил все эти вещи вовнутрь и плотно закрыл дверь.
Копы все еще терзали дверной звонок. Кто-то кому-то приказывал обойти вокруг дома, что, на мой взгляд, выглядело глупо. Если бы я собирался сбежать, то сделал бы это сразу же, как только заслышал сирену. Я взял «Пи-38» со стола и положил его в шкаф у дальней стены, где держал весь мой личный арсенал. Пистолет попал в отличную компанию: четыре ружья, два дробовика и мои автоматические пистолеты – один 45-го, другой 22-го калибра. Я не слишком волновался из-за новой пушки: если им известно достаточно, чтобы проследить «Пи-38» через меня до Уити, то они уже знают слишком много. И кроме того, молодчики типа Уити редко пользуются оружием, выданным на их имя, а посему не было смысла действовать на манер, какие описывают в детективных романах. Здесь был не тот сюжет, который раскручивается благодаря уликам. Моя жизнь зависела не от них, а от людей и тех сделок, которые они проворачивают. Интересно пронаблюдать, как все это сработает. В любом случае пока мне ничего другого не оставалось. Я спустился по лестнице и открыл дверь.
– Только не так быстро, – взмолился я, когда они начали ломиться вовнутрь. – Что стряслось? Сейчас не самое удачное время, чтобы будить людей.
За старшего у них был детектив-лейтенант по имени Флит, внушительного вида мужик средних лет, с волосами цвета песка и очень холодными бледно-голубыми глазами. Первое, что замечаешь, – это глаза. Да и лицо тоже. У них у всех, после некоторого пребывания в силовых структурах, глаза и лица становятся непроницаемыми. Словно это своего рода профессиональная болезнь. Причем парализация лицевых мышц настолько устойчивая, что, когда они улыбаются или смеются – а время от времени такое случается, – кажется, что приходится с неимоверным усилием взламывать эту застывшую маску изнутри.
Я встречал Флита прежде, когда мы соперничали в стрельбе из пистолетов во время городских соревнований. Для копа он был хорошим стрелком. Сегодня с ним явился кто-то еще в штатском. Третий мужчина затаился за мусорными бачками в узкой аллее между зданиями.
Флит подался назад. Я убрал ногу, которой блокировал дверь, дав ей широко открыться, но сам не освободил прохода.
– Которая машина ваша, мистер Найквист? – спросил Флит.
– Голубой «плимут», вон там. А что?
Флит бросил через плечо тому, кто стоял сзади:
– Проверь!
– Что происходит, лейтенант? – удивился я.
– Я хотел бы побеседовать с вами.
– Прямо тут?
– В даунтауне, – ответил он и добавил: – У меня еще нет ордера, и это не арест.
– О'кей, – согласился я. – Пройдемте наверх, и подождите, пока я оденусь. – Шествуя по лестнице впереди него, я поинтересовался: – Собираетесь ли вы сообщить мне, в чем проблема, или положено, чтобы я ломал голову?
– Вам положено догадаться, – отрезал Флит. Это их излюбленный прием – оказывать давление на подозреваемого, чтобы тот выболтал, пытаясь найти ответ, то, о чем говорить не следует.
– Ох, выходит, я подозреваемый?
– Хм, – промычал он, находясь все еще позади меня. – Где вы были этой ночью, мистер Найквист?
Я постарался не выдать радости. Чего-чего, а о нынешней ночи мне и в голову не приходилось беспокоиться.
– В какое именно время ночи?
– В любое.
Я повернулся к нему – мы уже были в гостиной – и увидел, как его глаза оглядели комнату, не пропуская ничего: ни оружия в шкафу, ни бокала из-под выпивки, которой Марджи оставила на полу рядом со стулом в дальнем углу.
– Ну, домой попал в начале восьмого, – начал я. – Переоделся, взял такси до «Лорлди-апартментс», чтобы посетить подружку. Мы отправились поесть в клуб «Оазис». Домой пришел пешком, оказался здесь где-то между половиной одиннадцатого и одиннадцатью, как мне думается. Ну и тут до сих пор раз я у вас перед глазами. Это вам помогло? Финт покачал головой.
