стереть в порошок Гандермэна со всей его шайкой, стоит ему лишь поднять телефонную трубку. Одно лишь слово прокурору штата – и дело в шляпе... Они пререкались таким образом еще полчаса. Затем выставили нас за дверь и стали договариваться.
Когда я вышел из комнаты, малышка сидела в помещении склада на пыльном ящике с одной- единственной пометкой: «Верхняя сторона». Ее руки и сумочка лежали на коленях. Она выглядела как школьница, вызванная в кабинет директора за то, что бросила в учителя шарик из жеваной бумаги. Но когда Барбара посмотрела на меня, иллюзия исчезла. Свет был плохим – здесь горело всего два плафона, да и то не рядом, – но я вдруг вполне отчетливо увидел, что она далеко не девочка. Ну, да и я тоже давно не мальчик, зрелый мужчина, хотя по моему виду такого не скажешь. К примеру, вся моя рыцарская бравада в духе сэра Ланселота, если подумать, – ребячество чистой воды. Сейчас я понял, что моя женитьба на ней ради ее защиты не что иное, как и женитьба любого другого мужчины, ибо защита им будущей жены – вещь само собой разумеющаяся. Я женился на ней по добрым, благозвучным, хотя и старомодным мотивам, но не мог в силу постигшей меня однажды неудачи набраться мужества сознаться в этом самому себе и ей...
Она упорно смотрела на меня, никоим образом не выказывая негодования за то, как я обзывал ее в офисе. Малышка была толковой: она догадалась, что я выставил ее оттуда, потому что есть вещи, которых ей лучше не слышать.
Мне нечего было ей сказать. Ответы на всевозможные ее вопросы все еще формировались там, за закрытой дверью. Между нами не было ничего такого, о чем разговаривать сейчас имело бы смысл.
– Помнится, – нарушил я молчание, – я велел тебе приклеиться к Джеку Вильямсу.
– Я так и сделала, Пол. Но они заставили его съехать на обочину, когда он вез меня в редакцию, чтобы записать мой рассказ. И меня привезли сюда. А что они сделали с ним – не знаю.
Как говорится: надо бы хуже, да некуда. Один из шестерок, позади, угостил меня тычком. Я покорно отодвинулся и уселся на некотором расстоянии от малышки. Лучше нам пока не разговаривать. Я сказал типу за моей спиной, что собираюсь зажечь трубку, и пусть он пока не спускает курок – еще успеется. В наручниках запалить трубку – почти фокус. Какое-то время у меня на это ушло. Закурив, я прислушался к бормотанию голосов за дверью. Можно было отличить Карла от Мэйни, но нельзя было разобрать, что они говорят.
Наконец дверь открылась и вышел Мэйни. Даже не взглянув в нашу сторону, он продефилировал к выходу с одним охранником в форме и тем, что был в штатском. Третий охранник подошел ко мне и потребовал вернуть ему наручники. Сказал, что они стоят семьдесят пять баксов и он не намерен их здесь оставлять. Затем прошел к нетерпеливо поджидающему его Мэйни, и они все вместе вошли в служебный лифт.
Из комнаты вышел Карл. Глянув на меня, он тут же отвел глаза. Ну, этого следовало ожидать. Губернатор неукоснительно придерживался правила: око за око. Должен же кто-то заплатить за пулю, попавшую не туда. Я ждал. Карл посмотрел на Барбару, повернулся на каблуках и зашагал прочь.
Прощай, Карл! Видимо, дружбы оказалось недостаточно, а кроме того, мы никогда не были настоящими друзьями. Я не смотрел на малышку, не желая, чтобы она заметила в моих глазах щемящую тоску. Да и незачем. Она была достаточно сообразительной, чтобы и так догадаться. Карл получил то, чего хотел, чего добивался. Возможно, и классическая блондинка тоже стала частью сделки. В конце концов, Мэйни был социально значимой фигурой, а он, Карл Гандермэн, собирался стать в штате властью, пока Мэйни проворачивает операции, чтобы пробиться в Вашингтон, в Сенат. В свою очередь Карл, видимо, взял на себя заботу о грязной мелочевке – подметании полов и соскребании жвачки с сидений.
Потом со стороны лифта показался Брукс, и шестерка, стоящий рядом, надавил на мое плечо стволом пушки. «Только не Брукс, Карл, – в отчаянии подумал я. – Ты ни в коем случае не должен препоручать ее Бруксу!» Я вспомнил тело на каталке и глянцевую фотографию, которая все еще находилась у меня в машине, и внезапно понял, что ненавижу Карла Гандермэна. Ну, по-моему, очень вовремя.
Глава 27
Кто-то пригнал мой «плимут» из Гарднер-Форкс: он ожидал нас у лестницы. Возникла задержка: они разбирались, как поднять заднее сиденье, которое я обычно снимаю и держу его на полу. Затем мы втроем разместились сзади – я и двое у меня по бокам, третий уселся за руль – и, наконец, рванули, как пожарная машина, выехавшая по тревоге. Первый квартал был достаточно длинным, так что водитель умудрился за секунду развить скорость до пятидесяти пяти миль в час. Но как только мы завернули за угол, левая передняя шина с оглушительным хлопком лопнула.
Нас развернуло поперек улицы и протащило назад. К счастью, в такой час ночи никакого дорожного движения не было. В нашем распоряжении для виражей оказалась целая улица. Мы остановились у бордюрного камня. Водитель вылез, чтобы осмотреть машину. Я узнал его: это был один из тех, кого я включил в мой список смертников. Тот, что сидел слева от меня, заехал мне в ухо за то, что на «плимуте» плохие шины. Третий предложил вернуться за другой машиной. Но водитель возразил:
– Дьявольщина, нам в любом случае надо доставить эту развалюху к его дому. Все должно выглядеть естественно, как несчастный случай на производстве. Так велел Карл. Ведь этот парень целыми днями возится с оружием, вот и разнесет себе башку одной из своих пушек у себя в мастерской. А значит, нельзя, чтобы возник вопрос, почему его тачка стояла тут, а сам он находился там. Взгляни, есть ли у этой сволочи запаска?
– Веди на ободе.
– А я говорю: такое будет выглядеть подозрительным. Разве хозяин оставит свой автомобиль со спущенной шиной?
– Ну, тогда заставь его самого менять это чертово колесо. Будь я проклят, если стану корячиться и пачкать руки.
Шестерки вытолкнули меня и вылезли наружу сами. Я открыл багажник и начал разбрасывать вокруг всякую всячину, чтобы добраться до запаски. К сожалению, не держу в машине оружия. Ведь пушки так и напрашиваются, чтобы их украли. Из-за ворья я и так лишился уже двух наборов инструментов. Достав домкрат, я установил его и начал поднимать кузов. Покрышку разворотило основательно. Я старался рассматривать колесо, тем более что, когда снял его, мне пришлось укрыться им как щитом. Только я потащил его к багажнику, как в переулке неожиданно заговорило ружье с противным треском, характерным для 22-го калибра. Пуля выбила каменную крошку из стены здания позади нас над нашими головами. И тут же высокий мальчишеский голос скомандовал:
– А теперь внимание! Вы трое, руки вверх!.. Не сметь! Последнее было выкрикнуто на резком выдохе. И вновь раздался сухой треск ружья. Один из шестерок, взвизгнув, выронил пушку и схватился за плечо.
– С таким же успехом это мог быть и твой глаз, – заявил мальчишка слегка дрожащим голосом. – Можешь спросить мистера Найквиста.
Теперь я его увидел. Все надежды я возлагал на Хоффи, вознося к нему молитвы, а помощь получил от Дика Менкасо. Что ж, видимо, так решили свыше. Подросток лежал на животе в переулке в тени здания. Перед ним поблескивало дуло его тридцатидолларовой винтовки. Как я его и учил, он использовал ружейную лямку для устойчивости. Никто, однако, не объяснял Дику, как стрелять по движущейся цели, например в автомобильные шины, но, видимо, подросток приобрел эти знания самостоятельно.
– С такого расстояния он может разнести вас на кусочки, – заявил я. – Этот парень из своего ружья стреляет без промаха. И не думайте, что двадцать вторым калибром нельзя убить.
Никто ничего не ответил. Шестерки не подняли рук, но и не двигались, за исключением раненного в плечо, который откинулся на капот машины для опоры. Я порадовался, увидев, что это тот самый, которого я отобрал бы в смертники, будь моя воля. Обойдя машину справа, я поднял выпавшую из его рук пушку. После этого мне сразу полегчало.
Забрав Дика, я повел машину прочь, оставив шестерок заботиться о раненом.
– Черт возьми. Дик, как ты здесь оказался?
– Остановите машину, мистер Найквист, будьте добры, – раздалось в ответ. – Меня тошнит. – Я
