В 1959 году в Москве открылся Первый международный кинофестиваль. Штаб его находился в гостинице «Москва», там же жили и именитые гости. В ресторане на седьмом этаже гостиницы расположился Пресс-бар, работавший практически круглые сутки. Впервые в Москве в открытой продаже появились фирменные сигареты и всевозможные напитки. Все любители развлечений стремились попасть в это увлекательное место. Еще бы! За столом сидели знаменитые артисты, которых мы видели в редких зарубежных фильмах, попадавших в наш прокат.
Но пройти в гостиницу было непросто. Туда пускали только людей, аккредитованных на фестивале. Достать пропуска было крайне тяжело. Но мне это удавалось, так как в гостинице сидела бригада из МУРа, оберегающая имущество иностранных кинозвезд, и опера помогали мне провести с собой друзей.
Ах, этот Пресс-бар, кусочек сладкой жизни, которую мы видели только в кино!
Внизу, на улице, шла привычная жизнь с призывами партии, путевками комсомола, а на седьмом этаже играл лучший московский джаз, танцевали с нашими кинодеятелями жгучие мексиканские красавицы. Николь Курсель и Марина Влади, забыв о диете, ели котлеты по-киевски и запивали их вином.
Конечно, почти каждый вечер там появлялся обаятельный Юра Кротков в окружении целого цветника очаровательных девиц. Каждый человек, аккредитованный на фестивале, носил на груди значок. У меня на нем было написано «Пресса», у многих – «Гость», а у Кроткова висел самый престижный знак – «Участник». Эти знаки давали только тем, чьи фильмы были выставлены в конкурсной и внеконкурсной программах.
Какой фильм сценариста Кроткова участвовал в показе, не знал никто.
Так уж случилось, что я познакомился с дамой из его компании. Звали ее Лена, она работала переводчицей, за столом говорила с Кротковым только по-английски, который он прекрасно знал, и была хороша собой.
Ничто прекрасное не длится вечно. Окончилась сказочная жизнь Первого московского. Потом я был аккредитован на многих других фестивалях в столице, но такого ощущения волшебства, как в 59-м году, не испытывал никогда.
А с Леной я увиделся в одной веселой компании, и у нас начали складываться некие отношения. Мы бывали в ресторанах, театрах, на вечеринках у друзей. Но я не знал ее телефона, она всегда звонила сама, не позволяла себя провожать и не соглашалась заехать ко мне на улицу Москвина на чашку кофе перед сном.
Я относился к этому с некоторым удивлением, но спокойно. Наш роман часто прерывался моими командировками в Сибирь, на Дальний Восток, на Север, так что меня не очень задевали странности моей приятельницы.
Но однажды закружило нас бабье лето. И начался московский круиз. Сначала веселая компания в доме на Сретенке, потом кафе «Националь», а в сумерках – ресторан на Речном вокзале, где еще работала открытая веранда.
Темная вода, огоньки судов, качающихся в ней, плачущий саксофон на эстраде и розовое шампанское, кружащее голову. Потом такси и переулок рядом с Пятницкой, старый доходный дом, квартира.
Она растолкала меня, когда за окном еле-еле рассеялся осенний полумрак.
– Скорее, скорее. Слышишь? Ты должен уходить.
Я посмотрел на часы. Было пять утра.
– Что, муж с ночной смены возвращается?
– Уходи.
Голос ее был неузнаваемо злобным.
Я быстро оделся, вышел в другую комнату, где оставил галстук, – он лежал на светло-желтом финском бюро.
И тут я увидел детские книжки в ярких обложках. Я взял одну, пролистал. Книжка как книжка. Лишь на задней обложке была фотография автора – моей подруги, только имя у нее было совсем другое.
И еще я пролистал верстку новой книги.
– А мы, оказывается, коллеги! – удивился я.
– Иди и забудь все, что ты здесь видел, – жестко ответила Лена.
И выражение лица соответствовало ее тону. Выражение участкового, выселяющего тунеядца.
Я оглядел комнату и заметил все, что пропустил прошедшей ночью, возбужденный пузырьками шампанского: бар, полный иностранных бутылок, красные пачки сигарет «Пэлл-Мэлл» на столе. Я очень любил эти прекрасные сигареты без фильтра, которые тогда или привозили из-за «бугра», или покупали у фарцовщиков за крутые деньги.
Я нахально взял пачку и вышел из этой непонятной квартиры. Странное ощущение тревоги не покидало меня, пока я шел по утреннему городу. И потом оно иногда возвращалось ко мне.
Я рассказал об этой истории своему другу, московскому сыщику Игорю Скорину. Он выслушал внимательно и сказал:
– Беги от этой бабы со скоростью света. Ты столько лет крутишься в МУРе, неужели не понял, на какую квартиру по пьяни она тебя приволокла?
После возвращения из Целинограда в 1963 году я узнал, что Юрий Кротков этим летом остался в Лондоне. Знающие киношные люди поведали мне, что он написал письмо с просьбой послать его в Лондон, так как он работает над кинополотном о Владимире Ильиче Ленине. Кротков был человек проверенный, тема сценария весьма актуальна, и ЦК разрешил поездку, но в составе делегации.
Руководил ею Игорь Радчук, начальник киноглавка Министерства культуры СССР. В Лондоне Кротков попросил политическое убежище, а Игорь Радчук был снят со своего поста со строгим выговором по партийной линии. Его спас и пригрел в оргкомитете по созданию Союза кинематографистов Иван Пырьев.
Кстати, сын Игоря Радчука в 90-е годы стал директором банка «Чара» и погиб при странных обстоятельствах.
Но не только руководитель советского кино потерял работу. С поста начальника 2-го Главка КГБ, всей контрразведки страны, почему-то был снят и отправлен в действующий резерв генерал-лейтенант Олег Грибанов. О нем говорили, что он был крепкий оперативник, одновременно и чудовищный авантюрист.
Так что же связывало московского пижона, бабника Юрия Кроткова и генерала Грибанова? Многое. Особенно одна из самых авантюрных и удачных операций нашей контрразведки.
Во время войны Дежан, посол Франции в СССР, был членом французского правительства в Лондоне, которое возглавлял генерал де Голль. Уже тогда наша разведка начала интересоваться Дежаном. Близость к легендарному французскому генералу была отличной причиной для вербовки.
Авторитет де Голля во Франции был неоспоримо выше, чем у всех остальных политиков этого времени. Он должен был стать во главе государства. Страны, в столице которой располагался в те дни штаб блока НАТО. Кстати, именно де Голль, став президентом, убрал штаб из Парижа и вывел Францию из этой организации.
Но вернемся к Дежану. Он приехал в Москву в 1955 году. Оперативная разработка, проводимая постоянно контрразведкой, точно установила, что посол и его жена Мари-Клер были истинными патриотами Франции и не собирались изменять ей. Но выяснилось, что даже в 56 лет он очень интересовался красивыми женщинами и стремился завести контакты в московских богемных кругах.
По личному указанию Никиты Хрущева наша контрразведка начала операцию по вербовке
