была ваза.
– Ты зачем ее взял?
– Решил спрятать. Вещь дорогая, мало ли что могло случиться. Утром завез бы ее тебе.
– Тварь, – рявкнул Валера, – таких, как ты, мы на Северах!..
– А меня туда не тянет.
У меня были многолетние и весьма непростые отношения с этим человеком. Я знал его с 50-го года. Про него мало кто говорил хорошо. Но я никогда не отказывал ему в помощи.
Ударил я его два раза в жизни. Это был первый.
Правым крюком я отправил его в сугроб.
У дома на улице Горького нас уже ждали Пузырев и наши избранницы в дорогих шубах.
Загрузились и двинулись в Сокольники. Подъехав к Марининому дому собрали военный совет. Решение пришло сразу, как только мы увидели открытое окно.
Вместе с Валерой положили вазу под окном и присыпали слегка снегом. Когда мы появились в доме, то сразу поняли, что пропажа обнаружена.
Нас встретили расстроенная Марина, проснувшийся, но не вполне трезвый Володька Сафронов и еще несколько свитеров и бород.
– В чем дело? – наивно поинтересовался я.
– Вазу работы Грачева украли.
– Кто?! – ахнул Валера.
– Мы подумали на вас, но раз вы вернулись… – всхлипнула Марина.
– А эти персонажи не могли ее за окно отправить? – поинтересовался Юра Пузырев.
– Могли, могли, – поддержал его Жора.
Мы гурьбой высыпали во двор. Под окном в снегу что-то блестело. Вытащили вазу. Заодно и несколько серебряных рюмок.
– Какие мерзавцы, – ахнула интеллигентная хозяйка, – пришли в дом, насвинячили, бог знает что наделали!
Мимо лежащих вповалку художников мы поднялись на террасу второго этажа. Она висела над заснеженной сокольнической рощей. Зажгли елку, запалили бенгальский огонь и начали отмечать Новый, 1966 год и счастливое завершение круиза.
Володя Сафронов так и не женился на очаровательной Марине. У нее все сладилось с Жорой Гавриловым. Они жили хорошо. Появился Гаврилов-младший. Жора стал выезжать в краткосрочки за «бугор».
Новый, 1974 год мы встречали в Доме кино. Славно повеселились. Я приехал домой, только заснул, как зазвонил телефон.
– У нас несчастье, – сказал срывающимся голосом Жора, – приезжай.
Я схватил такси и помчался в Сокольники. Увидел у их дома проблесковые маячки оперативных машин и все понял.
В доме работали ребята из Сокольнического райотдела и опера МУРа.
– Обнесли по наводке, – сказал мой муровский дружок, – взяли только серебро.
Действительно, не тронули ни одной картины, не взяли ни дубленки, ни шубы. На магнитофоны и другую технику даже не взглянули.
Унесли разбойники только работы мастерской Грачевых.
– Найдем, – пообещали опера и действительно нашли. Сначала вышли на наводчика, завсегдатая Дома журналистов по имени Алик, а потом нашли и разбойников. Только серебро сгинуло.
Но грабители твердо «сели в отказ», говоря, что работали по просьбе некоего кавказского человека.
Начальник угрозыска страны генерал Игорь Карпец сказал мне:
– Ты знаешь, на кого эти люди работают?
– Нет.
Он назвал мне три фамилии номенклатурных коллекционеров, чьи портреты наш народ носил на демонстрациях.
Игорь Карпец никогда не говорил зря. Он очень много знал о делах высшей номенклатуры, за что и поплатился впоследствии.
И снова Новый год. И встречать я его буду в компании милых мне людей. А вот безумной гонки по ночной Москве не намечается. Не будет новогоднего круиза.
ВИД С СЕДЬМОГО ЭТАЖА
Я гляжу на Москву с седьмого этажа. Третий час ночи, улицы пусты, иногда появляются редкие машины. Оркестр отыграл положенные «Дорогие мои москвичи», и ресторанная терраса пустеет.
Я сижу у барьера в ресторане «Седьмой этаж» гостиницы «Москва» и жду, когда музыканты закончат собирать инструменты.
Сегодня у моего друга, саксофониста Гриши Каца, день рождения. Гриша с эстрады машет мне рукой и исполняет для меня отрывок из итальянского фильма «Под небом Сицилии» – вальс.
Я машу в ответ. Жду и смотрю на ночную Москву.
Я впервые увидел гостиницу «Москва» сквозь искрящуюся на солнце воду. Лучи света ломаются в огромной водяной струе, вылетающей из-под колеса машины, и кажется, что она иллюминирована разноцветными лампочками.
Впереди нашей машины ползет поливалка, выбрасывающая два огромных фонтана воды. 1939 год, я еще совсем в щенячьем возрасте, мне шесть лет. Отец катает меня по Москве на легковом, блестящем черным лаком «газике» с брезентовым верхом. Потом брезент откинут, и кажется, что машина становится частью улицы.
Мы никак не можем обогнать поливалку, потому что слева идет неторопливый трамвай. Едем медленно, и я внимательно разглядываю новую московскую достопримечательность – гостиницу «Москва».
Наконец шоферу удается обогнать трамвай, и мы едем мимо здания Совнаркома, мимо выложенной темно-алой плиткой станции метро, где в нишах стоят фигуры физкультурников.
Над городом висит солнце, и все, что я вижу, кажется мне необыкновенно прекрасным.
В те годы гостиницей «Москва» гордились, считали ее украшением города. Вспомните фильм Григория Александрова «Цирк». Любовь Орлова живет в роскошном номере люкс, окна которого выходят на Красную площадь и Кремль. Звучит в номере белый рояль, ветер шевелит легкие занавески, а за окнами радость строящегося социализма.
