пришёл раньше всех.
— Слушай, что они сделали с дверями? От этого с ума сойти можно! Артиллерийская канонада, да и только! Я с самого утра все это слушаю, и у меня уже три невроза, а не один! Что тут творится, дурдом на выезде?! Говорю тебе, я этого не выдержу!
— Я тоже, — заверила я его. — А когда я спросила, в чем дело, выяснилось, что поставили новую пружину. Достижение цивилизации и прогресса.
— Цивилизация и прогресс! Ха-ха-ха!
— Ну что ты хочешь, мы же все упёрлись рогом в цивилизацию…
— Простите, а в какой скачке? — спросил нас взволнованно какой-то тип, перелистывая программку.
— Что в какой скачке?
— Цивилизация. В какой скачке она участвует? Что-то я не могу её найти…
— Тут не цивилизация, а бред сивой кобылы, — объяснила я.
— Сивых кобыл сегодня нет, — вмешался пан Рысь, пробираясь между кресел. — Я смотрел в паддоке: там только каурые и гнедые.
— Люди, вы о чем говорите?! — возопил полковник, который слушал весь этот кошмар. — Мало того что тут чудовищный шум, так мне ещё начинает казаться, что я спятил…
— А вы уверены, что вам это кажется? Чёртовы двери заглушали каждое второе слово. Мне удалось выяснить, что на двери поставили новую, слишком упругую пружину, которая пока не разработалась. Оставить двери открытыми невозможно, потому что тогда чудовищный сквозняк выдует столики, людей и все остальное. Этот смерч и так программки из рук вырывает.
— По крайней мере, это хоть бесшумно будет происходить, — заметил пан Рысь.
Мощный грохот раздавался с интервалом примерно раз в секунду. Двери давали леща каждому входящему. Какой-то тин, зачитавшийся своей программкой, получил такого пинка, что бабочкой пролетел через все помещение и приземлился только у столика возле противоположной стены. Он страшно извинялся и предлагал поставить по новой чашке кофе всей компании за столом, но был, к своему удивлению, встречен полным пониманием и сочувствием. Ветер содрал у пани Ады туфельку с ноги. Огромная створка двери постоянно вырывалась у кого-нибудь из рук и бабахала в косяк. Здание дрожало до самого фундамента.
По дороге к паддоку я наткнулась на председателя попечительского совета в замечательном состоянии здоровья, с рукой на перевязи.
— Всех вам благ по поводу выписки из больницы, — сказала я в бешенстве. — Не хочу цепляться к вам с самого начала, но что такое сотворили с нашими дверями?! Это же чистое безумие, здание развалится!
— А я, уважаемая пани, на бюллетене! — злорадно ответил он.
— Холера вас подери!
— Но я должен сказать вам спасибо. Пиво за мной. Это же вроде как вы меня нашли?
— Я. Пиво — это пожалуйста. А спасала вас пани Мария.
Я приняла пиво и изъявления благодарности, не вдаваясь в подробности того вечера. Признаться ему в том, что я на него наступила, показалось мне нетактичным.
В холле и возле паддока страшный грохот звучал чуть тише. Я посмотрела на лошадей и проверила, кто на них скачет. Рядом со мной вдруг появился Юрек.
— Цитра что-то сонная какая-то… — с сомнением заметил он.
Я сообразила, что дикий шум повлиял на мои умственные способности куда сильнее, чем мне сперва казалось. Я сама не понимала, что вижу в паддоке. Шесть арабов. Действительно, Цитра шагает так вяло, словно уже подохла.
Фаворитка Мечеть вся извелась, начинает пениться. Господи, а я с неё триплет начинала! В помойку его!
— Я тебе вот что скажу: эта Цитра выиграет, — сказала я поспешно Юреку. — А Мечеть можешь выкинуть. До финиша не дотянет.
— Первая фаворитка! На неё весь ипподром поставил! — И очень хорошо. Цитра будет фуксом. Что за ней придёт, я понятия не имею, но ты и так ставишь только на первую лошадь, так что советую тебе, поставь на Цитру!
Юрек — существо упрямое.
— Это почему же?
— Потому что арабские лошади — совершенно особенные, это я тебе уже сто раз говорила. Если она уже в паддоке начинает пениться и потеть, значит, пик формы у неё вот-вот наступит и этой формы хватит до половины дистанции, а там — хоть слезай и сам скачи. Не дотянет. А вот эти дохлые только-только начинают оживляться и расцветут как раз перед финишем. Не могу вспомнить, сколько раз я выигрывала на таких вот дохлых арабах, а если не выигрывала, то только по глупости, потому что не ставила. Они всегда приходят первыми. Я это двадцать лет записываю.
— Ну ладно, посмотрим…
— А у тебя эта Цитра есть?
Юрек не любил рассказывать, что поставил, потому что боялся сглазить.
— Да, что-то там я поставил…
Через минуту я пошла за ним, но почему-то поставила совсем не то, что хотела: Мечеть, Аладдина и Сабину… Затем вернулась на своё место.
— ..в нормальных странах, где есть правопорядок, преступники скрываются, — с горечью говорил какой-то тип полковнику, Вальдемару и пану Собеславу, — у нас же, право слово, они действуют совершенно открыто. Я собственными ушами слышал и своими глазами видел, им совершенно было наплевать, что у них есть свидетель. Я специально приехал на ипподром, чтобы увидеть, что получится.
В кресло позади нас сел приятель Моники и с большим интересом слушал.
— И кто это был? — спросил Вальдемар.
— Понятия не имею, потому что я их в лицо не знаю. Но один тут мне запомнился. Он проходил внизу, одетый в жёлтое.
— Бялас!
— Может быть. Они своё дело намёками оговаривали, но я же не дурак, все понял. Второй, не жёлтый, согласился взять шесть миллионов за то, чтобы занять третье место. А тот жёлтый должен быть вторым. Но сколько ему за это полагается, я не знаю, они только сказали «как в прошлый раз». И ещё говорили, что им какой-то балканец мешает, что ему прощают в последний раз, а в следующий он уже получит по сусалам. И деньги совершенно открыто перешли из рук в руки, прямо на столике их считали. А ещё они говорили, что Весека уже уговорили, он первым не будет, зато первым придёт Тадек с сопляком, такой порядок. У них программки были в руках, они записывали, я подсмотрел, похоже, что Тадек с сопляком — это шестая или седьмая скачка. Но я не знаю, кто этот сопляк.
Слушали уже несколько человек: пани Ада со своего кресла, пан Рысь от окна, ещё человека два во втором ряду. Все в спешке схватились за программки.
— Шестая или седьмая… Минутку.., сопляк.., в шестой только один сопляк, ученик Зимничск. В седьмой таких двое, значит, это скорее шестая… Весек — это Вишняк… Тадек… наверное, малявка Скорек, он уже на кандидата скачет… Живо в кассу!
Рассказчик смотрел на это с нескрываемым ужасом.
— Ну вот вам и пожалуйста, — сказал он, совершенно шокированный. — И вы тоже, ведь это же преступление, мошенничество, а вы и в ус не дуете! Сразу кинулись ставить, как стервятники на поживу…
— Что-то не очень у нас получается быть стервятниками, — заметил пан Рысь. — Скажем так: мы пытаемся воспользоваться чем угодно, потому что только эти крохи нам и перепадают. Очень уж редко нам удаётся точно узнать, кому и за что заплатили.
— Вы говорите, что Вишняк взял за то, чтобы придержать? — уточнила пани Ада.
— Господи, люди!! Я же вам о преступлении рассказываю! Ни в одной порядочной стране это не случается, только у нас! Сидели эти типы в обычном кабаке, ведь там и полиция могла быть, и все, что
