боль, а правый глаз от слез будет хуже видеть, и он станет практически слепым.
Поэтому, подъезжая к жилым кварталам Лагуна-Хиллз, где на мокрые улицы из окон лился теплый свет, вызывающий у него картины домашнего уюта, он думал о том, как те же самые дети так внезапно и категорично отказались от него и покинули его. От этих мыслей желание плакать исчезает и появляется злоба. Он не понимает, почему его чудесные маленькие дочурки предпочли самозванца своему настоящему отцу, ведь только несколько минут назад они целовали и любили его. Их предательство не дает ему покоя, терзает его.
В то время как Марти вел машину, Пейдж сидела на заднем сиденье рядом с Шарлоттой и Эмилией, держа их за руки. Она еще не успокоилась настолько, чтобы отпустить их от себя хоть на мгновение.
Марти поехал по боковой улице через Мишн-Ви-эйо, стараясь держаться подальше от главных магистралей, как можно дальше, и ему пока удавалось не повстречаться с полицией. Квартал за кварталом Пейдж продолжала следить за движением вокруг них, опасаясь увидеть помятый 'бьюик', который прижмет их к обочине – Дважды она оборачивалась взглянуть в заднее окно, уверенная, что 'бьюик' преследует их, но ее страхи не подтвердились.
Когда Марти въехал на Маргерит-Парквей и взял курс на юг, Пейдж наконец спросила:
– Куда мы едем?
Он взглянул на нее в зеркальце заднего обзора.
– Я не знаю. Подальше отсюда. Не могу решить.
– Может быть, на этот раз они бы тебе поверили?
– Безнадежно.
– Там могли быть люди, которые видели 'бьюик'.
– Может, и так. Но они не видели человека, который был за рулем. Никто из них не смог бы подтвердить мои слова.
– Его могли видеть Вик и Кети.
– И подумать, что он – это я.
– Но сейчас они могли бы понять, что это был не ты.
– Они не видели нас вместе, Пейдж. Вот в чем дело, черт возьми. Нам нужен человек, который видел бы нас вместе, посторонний свидетель.
– Шарлотта и Эмили. Они видели его и тебя в одно и то же время.
Марти покачал головой.
– Не считается. Мне жаль, что это так. Но Лоубок не придаст никакого значения показаниям маленьких детей.
– Не такие мы и маленькие, – Эмили пошевелилась около Пейдж, ее голосок звучал еще тоньше, чем всегда, и совсем по-детски.
Шарлотта оставалась неподвижной и тихой, что совсем было на нее непохоже. Обе девочки продолжали дрожать, но Шарлотта дрожала сильнее, чем Эмили. Она прижималась к матери, стараясь согреться головой уткнувшись в воротник ее пальто.
Марти включил обогреватель на полную мощность. Внутри БМВ должно было быть жарко, но жары не было. Даже Пейдж замерзла.
– Может, нам надо вернуться и втолковать им еще раз.
Марти стоял на своем:
– Дорогая, нет, мы не можем. Только представь, они наверняка нашли 'беретту', я стрелял из нее в того парня. С их точки зрения, так или иначе, это уже преступление, да еще с использованием оружия. Или кто- то действительно пытался похитить девочек а я хотел убить похитителя. Или все это мои происки, чтобы мои книги расходились лучше и чтобы я поднялся выше в списке бестселлеров. Может, я нанял приятеля, чтобы он сел в 'бьюик', выстрелял в него всю обойму, заставил своих собственных детей солгать. И вот я снова заставляю полицию составлять протокол, который, по их мнению, сплошная ложь.
– Но после всего, что случилось, Лоубок не будет настаивать на этом. Это безответственно.
– Думаешь? Черта с два!
– Марти, он не сможет…
– Хорошо, хорошо. Может, и не будет. Возможно, – вздохнул Марти.
– Он поймет, что происходит что-то очень серьезное…
– Но он не поверит моему рассказу, который, как я и сам понимаю, звучит, как первосортная выдумка. А если бы ты прочла, что написано в 'Пипл'…в любом случае он найдет пистолет. А что, если он найдет пистолет в багажнике?
– Нет причин так думать.
– Он найдет какой-нибудь предлог. Послушай, Пейдж. Лоубок не собирается так легко менять свое мнение обо мне, только из-за того, что мои дети скажут ему, что все это правда. Он все равно будет подозревать меня гораздо больше, чем того парня в 'бьюике', которого никогда не видел. Если он заберет оба пистолета, мы останемся беззащитными. Что, если, когда полицейские уедут, появится этот ублюдок, этот двойник, он войдет в дом через две минуты после этого, а у нас ничего нет, чтобы защитить себя от него?
– Если полиция так и не поверит нам, они не станут и защищать нас. Тогда нам не надо оставаться в доме.
– Нет, Пейдж. Я имею в виду, что этот ублюдок действительно может заявиться к нам через две минуты после того, как уедут полицейские, и у нас не будет возможности уехать.
– Он не посмеет так рисковать.
– Еще как посмеет. Он вернулся почти сразу после того, как полицейские уехали в первый раз, разве не так? Смело подошел к входной двери дома Делорио, да еще и позвонил в дверь. Кажется, он стремится к риску. Я бы не удивился, если бы этот гад вломился к нам даже при полицейских и перестрелял всех подряд. Он сумасшедший: вся эта история безумная, и я не хочу рисковать своей и твоей жизнью и жизнью своих детей, гадая, что этот безумец сделает в следующий раз.
Пейдж знала, что он прав.
Однако было очень трудно, даже больно, признавать, что положение, в котором они оказались, лишало их помощи полиции. Если они не могли рассчитывать на официальную помощь и защиту, значит, государство оказалось не в состоянии выполнить свое основное назначение: обеспечить общественный порядок посредством справедливого, но строгого контроля криминальных элементов.
Что с того, что они ехали в хорошей, современной машине по отличной дороге, а вокруг горели огни, которые покрывали южную часть Калифорнийских холмов. Это предательство их интересов означало, что они больше не живут в цивилизованном мире. Торговые центры, сложнейшие системы переплетения дорог, сверкающие огнями культурные центры, спортивные арены, впечатляющие административные здания, современные кинотеатры, небоскребы, изысканные французские рестораны, церкви, музеи, парки, университеты и заводы, вырабатывающие ядерную энергию, – все это сводилось к нулю и представляло собой лишь красочную внешнюю сторону цивилизации, непрочную, как карточный домик, а они оказывались во власти стихии, поддерживаемые только надеждой и собственными иллюзиями.
Ровное шуршание шин вызвало в ней тревогу, предчувствие надвигающейся опасности. А ведь это были такие обычные звуки. Звук шин, трущихся об асфальт на высокой скорости, – часть звуков, привычных в обыденной жизни. Но сейчас эти звуки были зловещими, как гул приближающихся бомбардировщиков.
Когда Марти свернул в северо-западном направлении и двинулся по Краун-Вели-Парквей в сторону Лагуны-Нигуэль, Шарлотта наконец нарушила молчание:
– Папа?
Пейдж видела, что он взглянул в зеркальце перед ним, и поняла, что он, как и она сама, был встревожен необычно сосредоточенным видом дочери.
– Да, малыш?
– Что это было? – спросила Шарлотта.
– Что именно, родная?
– То, что выглядело, как ты.
– Этот вопрос на засыпку. Но кем бы он ни был, он просто человек, а не 'что-то'. Это человек, который
