– Кто ее убил?
– Она сама. Она сама убила себя. Самоубийство.
Она разогнала свой «Сатурн» до ста миль в час и въехала прямиком в опору моста. Машина была совершенно исправна, педаль акселератора не заклинило. Эту «легенду» мы состряпали для прикрытия.
– Вы – лживый сукин сын.
Медленно-медленно Стивенсон облизал губы, словно для того, чтобы его улыбочка выглядела более привлекательной.
– Я не лгу, Сноу. И знаешь, если бы два года назад я мог хотя бы предположить, что со мной произойдет и как все обернется, я бы собственными руками и с огромной радостью убил твою старуху. Убил бы ее за то, какую роль она сыграла во всем этом. Я бы отвез ее куда-нибудь подальше, вырезал сердце из ее груди, насыпал бы в дырку соли, привязал, как ведьму, к столбу и сжег дотла – все, что угодно, лишь бы убедиться в том, что она мертва. Потому что чем отличается сделанное ею от проклятия, наложенного ведьмой? Какая разница, наука или колдовство, когда результат один и тот же! Но тогда я еще не подозревал о том, что на нас надвигается, а она уже знала и поэтому решила избавить меня от хлопот и по собственной воле врезалась на полном ходу в бетонный столб метровой толщины.
К моему горлу подбиралась маслянистая тошнота, поскольку, слушая Стивенсона, я чувствовал, что каждое его слово – правда. Я понимал всего лишь маленькую часть из того, что он говорил, но и это было для меня чересчур.
– Тебе некому мстить, уродец, – проговорил полицейский. – Твоих стариков никто не убивал. На самом деле выходит так, что это сотворила именно твоя мамаша – и с собой, и с папочкой.
Я закрыл глаза. Мне было невыносимо видеть его.
И не только из-за того, что, говоря о смерти моей матери, Стивенсон получал явное удовольствие, но и потому, что он явно считал – какая разница, по какой причине! – ее гибель справедливой.
– А теперь я хочу, чтобы ты заполз обратно под свой камень и сидел там до конца жизни, не высовывая носа наружу. Мы не допустим, чтобы ты разболтал всем на свете о том, что здесь происходит. Если об этом узнают другие, если слух дойдет до кого-то еще, помимо нас и тех, кто находится в Форт-Уиверне, чужаки объявят весь наш округ на карантине. Они все здесь выжгут, убьют всех нас до последнего, сровняют с землей все здания, отравят всех птиц, койотов и домашних кошек, а потом – в лучшем случае – сбросят на то, что останется, несколько атомных бомб. И все это будет впустую, поскольку зараза давно распространилась за пределы здешних мест и дошла уже до противоположного конца континента, а то и дальше. Мы – самые первые, поэтому ее воздействие на нас более очевидно, и распространяется она здесь быстрее, но теперь она пойдет дальше и без нашего участия. Поэтому ни один из нас не хочет умирать только для того, чтобы вонючие политики могли отчитаться в том, что не сидели сложа руки.
Открыв глаза, я увидел, что Стивенсон поднял пистолет и теперь его дуло смотрит на меня. От моего лица его отделяло не более полуметра. Теперь мое единственное преимущество состояло в том, что противник не подозревал, что я тоже вооружен, однако оно могло сыграть в мою пользу лишь в том случае, если бы мне первым удалось нажать на спусковой крючок.
Я понимал, что это бесполезно, но все же попытался вступить с ним в спор – возможно, только потому, что лишь таким способом мог отвлечься от того, что услышал от Стивенсона о своей матери.
– Послушайте, всего две минуты назад вы говорили, что вам больше незачем жить. Так, что бы здесь ни происходило, может быть, если бы нам помогли…
– Я был в таком настроении, – резко оборвал он меня. – Ты что, не слушал меня, уродец? Я же сказал тебе, что я – в настроении. В отвратительном настроении. А сейчас у меня другое настроение – получше.
Я в настроении стать тем, в кого я превращаюсь, отдаться этому вместо того, чтобы сопротивляться и дальше. Перемены, дружок, вот в чем все дело. Восхитительные перемены. Сегодня меняется все и навсегда.
Грядет новый мир, и он будет ослепителен!
– Но мы не можем…
– Если ты раскроешь тайну и сообщишь о ней миру, ты тем самым подпишешь свой смертный приговор, убьешь свою маленькую сучку диск-жокея и остальных друзей. А теперь вытряхивайся из машины, садись на велосипед и вези свою костлявую задницу обратно домой. Похорони пепел, который выдаст тебе Сэнди Кирк. А потом, если почувствуешь, что любопытство не дает тебе жить спокойно, отправляйся на пляж, проведи там несколько дней и как следует позагорай.
Стивенсон отпускает меня? Я не верил своим ушам.
– А собака останется со мной, – добавил он.
– Нет.
Полицейский указал стволом пистолета на дверь:
– Вон!
– Это моя собака.
– Это ничья собака. И я не намерен с тобой спорить.
– Для чего он вам нужен?
– Для показательного урока.
– Какого?
– Я возьму его в муниципальный гараж. Там стоит специальная машина – вроде мясорубки, только для дерева. Кидаешь туда ветку, а с другого конца вылезают стружки.
– Вы этого не сделаете.
