Почувствовав в нем не злость, а эту усталость, я понял, что он расскажет мне больше, чем должен бы сказать. Мучимый чувством вины, он не сумеет сохранить все свои секреты.
И я знал почти наверняка, что он расскажет мне о моей матери. Мне до такой степени не хотелось это слышать, что я чуть было не ушел. Чуть было…
– Да, – ответил он, – все полицейское управление.
– И даже ты.
– О, mi amigo, в особенности я.
– Ты тоже заразился этой пакостью, которая вырвалась из Форт-Уиверна?
– Слово «заразиться» в данном случае неуместно.
– Но достаточно близко к сути.
– Это есть у всех в управлении. Только не у меня.
Насколько мне известно. Пока еще нет.
– Значит, у них, возможно, не было выбора. Но у тебя-то он есть.
– Я согласился сотрудничать, поскольку из этого может получиться гораздо больше хорошего, нежели плохого.
– Из чего «этого»? Из конца мира?
– Они работают, пытаются исправить то, что случилось.
– Работают там, в Уиверне? Где-то в подземельях?
– Есть и другие места. И если им удастся побороть это… тогда станут возможны замечательные вещи.
Мануэль перевел взгляд с меня на окно сарая.
– Тоби, – догадался я. Глаза Мануэля снова метнулись ко мне. – Эта штука, эта чума, или как там она называется… Ты надеешься на то, что, если им удастся взять ее под свой контроль, они смогут использовать ее для того, чтобы каким-то образом помочь Тоби.
– У тебя в этом деле тоже имеется корыстный интерес, Крис.
Сидевший на крыше сарая филин, словно подозревая всех и каждого в Мунлайт-Бей, потребовал у нас пароль, ухнув пять раз подряд с короткими интервалами.
Я сделал глубокий вдох и сказал:
– Это единственная причина, по которой моя мать согласилась, участвовать в биологических разработках, проводившихся с военными целями. Единственная причина. Она надеялась, что из этого может получиться что-нибудь, что поможет вылечить мой ХР.
– И из этого действительно может что-то получиться.
– Это был проект по созданию нового оружия?
– Не осуждай ее, Крис. Только под военный проект можно было получить финансирование в десятки миллиардов долларов. У нее не было бы ни малейшего шанса заниматься этими исследованиями, если бы они были направлены на хорошее дело. Слишком дорого.
Это, без сомнения, было правдой. Огромные деньги, необходимые для того, чтобы попытаться воплотить в жизнь сложнейшую теорию матери, могли быть получены только под разработку нового оружия.
Глициния Джейн Сноу, урожденная Милбери, являлась крупным теоретиком в области генетики. Это означало, что она работала головой, а все остальные ученые – руками. Она не пропадала в лабораториях и не просиживала часами за компьютером. Лабораторией мамы являлась ее голова, и, надо сказать, укомплектована она была превосходно. Мама генерировала идеи, а остальные ученые под ее руководством пытались осуществить их на практике.
Я сказал, что она обладала блестящим умом, но на самом деле ее ум был чем-то большим. Он был выдающимся, уникальным. Мама могла бы работать в любом университете мира. Они все умоляли ее об этом.
Мой отец любил Эшдон, но за мамой поехал бы хоть на край света. Он был способен существовать в любой научной среде.
Мама осталась в Эшдоне из-за меня. Большинство прославленных университетов находятся в больших либо в средних городах. Живя в них, я не испытывал бы особых затруднений днем, но моя ночная жизнь оказалась бы гораздо беднее. В городах светло даже по ночам, а по-настоящему темные уголки большого города не самое подходящее место для молодого человека, который любит путешествовать по ночным улицам на велосипеде.
Мама сузила свою жизнь ради того, чтобы расширить мою. Она замкнула себя в рамках крохотного городка, где никогда не сумела бы реализовать свой неимоверный потенциал, и сделала это ради того, чтобы я смог реализовать свой.
Когда я родился, существовали лишь примитивные способы определения генетической ущербности эмбриона. А если бы тогда, через несколько недель после того, как я был зачат, имелся эффективный способ выявить мой ХР, возможно, мама решила бы, что мне лучше вообще не приходить в этот мир.
Как я люблю этот мир во всей его красоте и странности!
Теперь же, из-за меня, он будет с каждым годом становиться все более странным и, возможно, менее прекрасным.
Если бы не я, мама ни за что не согласилась бы поставить свой ум на службу проекту Уиверна и не
