– На ком же?
Я отвечаю чистую правду:
– На женщине моей мечты. Если бы не она, я никогда не был бы счастлив. Без нее я просто задыхался. Теперь я думаю о ней день и ночь. Даже сейчас, когда сижу тут, на скамейке, я все равно думаю о ней. Другой такой не найти.
Моя спутница вновь замолкает. Задумывается над моими словами. А когда задает следующий вопрос, ее голос звучит нежно, как у ангела. Хотел бы я, чтобы она знала, о чем я думаю.
– Ваша жена умерла?
Знать бы еще, что такое смерть… Этого я, конечно, не говорю. Я отвечаю:
– Она всегда жива – в моем сердце. И всегда будет жить.
– Вы еще любите ее?
– Конечно. И ее, и многое другое. Например, люблю сидеть здесь с вами. Делиться красотой этого места с близким мне человеком. Смотреть, как птицы летят к реке в поисках пищи.
Элли снова молчит. Смотрит в сторону, так что я не вижу ее лица. Давняя привычка.
– А почему вы гуляете со мной?
Никакого страха, одно лишь любопытство.
Это хорошо. Я понимаю, что она имеет в виду, и все же переспрашиваю:
– В каком смысле?
– Почему вы тратите на меня время?
Я улыбаюсь:
– Я гуляю с вами, потому что так хочу и так надо. Не переживайте, мне нравится с вами гулять. Сидеть вот так, разговаривать, думать о чем-то своем. Что может быть лучше?
Элли смотрит прямо в глаза, и на какую-то секунду ее взгляд теплеет. На губах появляется подобие улыбки.
– Мне с вами интересно, и если вы хотели меня заинтриговать, вам это удалось. Мы очень мило беседуем, и все же я ничего о вас не знаю. Я не прошу, конечно, поведать историю вашей жизни, но к чему столько тайн?
– Я читал когда-то, что женщины без ума от таинственных незнакомцев.
– Это не ответ. Вы просто ловко уклоняетесь от моих вопросов. Даже не рассказали, чем кончилась история, которую вы читали мне сегодня утром.
Я пожимаю плечами. Потом спрашиваю:
– А это правда?
– Что правда?
– Что женщины любят таинственных незнакомцев?
Элли смеется и отвечает мне в тон:
– Думаю, некоторые – да.
– А вы?
– Мы слишком мало знакомы, чтобы я отвечала на такие вопросы.
Она кокетничает, мне это страшно нравится.
Мы молча сидим на скамейке и смотрим вокруг. Понадобилась целая жизнь, чтобы этому выучиться. Наверное, только старики могут молча сидеть друг подле друга и наслаждаться тишиной. Молодые – горячие и нетерпеливые – непременно ее нарушат. И зря, потому что тишина совершенна. Священна. Она сближает, да только те люди, что подходят друг другу, не скучают в тишине. Такой вот парадокс.
Пролетали минуты, и мы опять, как и утром, задышали в унисон – глубоко, свободно. В какой-то момент Элли даже задремала, как человек, который полностью доверяет своему спутнику. Молодые этого не поймут. А когда она открыла глаза, случилось чудо.
– Видите вон ту птицу? – Элли указала куда-то пальцем, я прищурился и, к своему удивлению, смог разглядеть летящий силуэт. Конечно, только благодаря яркому солнцу.
– Это крачка чеграва, – объяснил я, глядя, как птица парит над Брайсес-Крик, и по старой привычке положил руку на колено Элли. А она ее не убрала.
Элли очень точно заметила насчет моей уклончивости. В такие дни, как сегодня, когда жену подводит только память, я нарочно даю самые расплывчатые ответы, потому что за последние несколько лет неоднократно ранил ее неосторожными словами и не хочу повторять ошибки. Поэтому держу язык за зубами и отвечаю лишь на ее вопросы, да и то не до конца.
Такое решение далось мне с трудом, в нем есть как плюсы, так и минусы, но оно совершенно необходимо, потому что правда приносит Элли боль. Чтобы она не страдала, я ничего не рассказываю. Бывают дни, когда она не помнит не только о том, что у нас есть дети, но и о том, что мы вообще женаты. Это очень тяжело, однако я не вижу другого выхода.
Обманываю ли я Элли? Возможно. Просто я больше не хочу видеть ее подавленной, сломленной тем потоком информации, который я, бывало, обрушивал на нее. А вы смогли бы взглянуть на себя в зеркало и не расплакаться, поняв, что забыли все самое важное, всю свою жизнь? Элли не может, я выяснил это точно, потому что, когда ее «одиссея» началась, я рассказывал ей все. О ее жизни, замужестве, детях.
