— То есть, сэнсэй, ваша покойная супруга стремилась очень жестко держать в руках свою родню?
— Вот именно. Из-за этого всем было тяжко, и ей самой, кстати, тоже. Ты и сама, наверное, знаешь — эта женщина была очень тщеславна, очень честолюбива. Она делала ставку на будущее Татибаны. Но хотела при этом, чтобы в случае его краха, в случае громкого скандала, ничто такое не коснулось ее окружения.
— Значит, всячески покровительствуя Татибане, она была готова взять на себя ответственность только до определенной черты?
— Во-во. У нее был совершенно очевидный расчет, и это возмущало меня. Для Татибаны я мог сделать решительно все. Когда он нуждался в деньгах, я был готов брать деньги под залог, чтобы помочь ему. Но вмешивалась Маико, и мне это было отвратительно. У Татибаны гораздо более широкие взгляды, чем у меня, он все прекрасно видел и понимал, он все равно относился к Маико тепло и продолжал называть ее старшей сестрой. Но наша дружба с ним грозила рухнуть, и я возненавидел жену.
— Господин Татибана называл вашу покойную жену старшей сестрой?
— Да.
— А вас?
— Меня? Нуу…
Дарума-сан чуть пожал плечами. Вдруг он неожиданно залился ярким румянцем и, озорно смеясь глазами, заговорил:
— Вот недавно пришел я к нему посоветоваться о тебе, а он мне и говорит;
Дарума-сан выпалил это легко и непринужденно, но взглядом буквально впился в женщину, стараясь понять ее реакцию. Понятное дело, Сумико страшно покраснела и, избегая взгляда Окабэ, словно он ослеплял ее, поспешно перевела разговор на другую тему.
— Так что, вы собираетесь поступать в «Тохо Сэкию»?
— Чтобы решить этот вопрос, мне надо перестать злиться и стать таким, каким я был когда-то в давние времена.
— А вы злитесь?
— Да, и очень сильно.
— Но почему?
— Так я же сказал! Это мой протест против Маико. Ее предвидение сбылось — Татибана преуспел. Это замечательно, но ведь даже решение взять в дом зятя она приняла самолично, со мной и не посоветовалась. Как на это не обозлиться? Пусть я даже и безвольная кукла!
— Значит, корнями все это уходит в те времена, когда была жива ваша жена?
— Именно. Я обозлился, а пока мы выясняли отношения, она внезапно скончалась. В этом тоже моя вина перед Маико.
— Если вы пойдете туда, это будет вполне приличная должность?
— Думаю, да. Сам Татибана так и говорит: плохую тебе не предложу.
Пять лет назад Татибана Рюдзи заставил ахнуть деловой мир, привезя нефть с Ближнего Востока. В будущем объемы ее поставок должны были постоянно нарастать. Иметь дружеские отношения с главой подобной фирмы означало возможность получить очень даже пристойное место. Уж во всяком случае, несомненно лучшее, чем должность школьного учителя.
Сумико подняла на Окабэ увлажнившиеся глаза:
— Получается, вы большой упрямец, сэнсэй.
— Мне нечего на это ответить.
— А когда вы после годовщины смерти жены отказались от собственного дома и перебрались в Хинодэ, это тоже был ваш протест против нее?
— Да, — он чуть было не сказал, что она читает его мысли. — Мне тогда все нужно было переделать по-новому. К счастью, мое сватовство прошло удачно, все благополучно шло к нашей помолвке, и я посчитал, что тебе тоже будет неуютно в доме, где столь сильны воспоминания о первой жене. Но из-за этого переезда меня настигло страшное отмщение.
— Страшное отмщение, вы сказали?
— Я про то грязное письмо, которое пришло в дом твоего брата. О том, что я с Киёми…
— Сэнсэй, так вы хотите сказать, что этим письмом кто-то мстил вам?
— Нет, сказав об отмщении, я не имел в виду месть какого-то конкретного человека. Понимаешь, мой переезд в Хинодэ был бунтом против Маико, бунтом, перешедшим разумные пределы. И наказанием за это стало то письмо. Так что я имел в виду отмщение, которое посылает судьба.
Сумико слушала Окабэ с застывшим лицом, не отводя взгляда.
Разумеется, для нее это был не первый брак. Измученная неудачным замужеством, она поселилась у старшего брата. И он, и их покойный отец учительствовали в школе средней ступени. Ту же профессию имела Сумико, она работала в школе, где директором была Маико. Через какое-то время после ее смерти Сумико и Окабэ начали встречаться, а потом он к ней посватался.
Брат Сумико отнесся к этому с одобрением.
Между тем, только успела миновать первая годовщина смерти Маико, как Окабэ с Киёми переехал в новый жилой массив Хинодэ. Пока Сумико гадала, чем это вызвано, появилось то самое письмо.
Вырезанные печатные знаки, наклеенные на бумагу, складывались в текст, смысл которого сводился к следующему: известно ли вам, что Окабэ Тайдзо после смерти своей жены вступил в постыдную связь с ее племянницей?
Брат Сумико был человеком добропорядочным, осмотрительным. Пышущее злобой письмо повергло его в смятение.
Сумико письму не поверила, но все-таки никак не могла понять, чем руководствовался Окабэ, переехав в многоквартирный дом, причем продав ради этого свой собственный (правда, на вырученные деньги он приобрел вполне приличный участок земли и отложил сумму на новое строительство).
Разумеется, Окабэ был ни в чем не виноват. И все же обойти сам факт появления подобного письма было невозможно. Окабэ утверждал, что у него нет никаких предположений на этот счет, но Сумико виделась в этом коварстве женская рука, и она подозревала о существовании женщины, которая очень сильно увлечена Окабэ.
Само собой, на сегодняшний день их разговоры о женитьбе зашли в тупик.
— Сэнсэй, я хотела спросить вас про то письмо.
— Что такое?
— Вчера в газетах писали, что в Хинодэ получают анонимные письма, и это, возможно, как-то связано с убийством той женщины из ателье. Письмо, которое пришло брату, — оно тоже имеет к ним отношение?
— Понимаешь, Сираи-кун, я ведь неслучайно попросил тебя о срочной встрече. Ты же знаешь, что в конце сентября Киёми пыталась убить себя, приняв таблетки?
— Да.
— Вы с братом тогда здорово подозревали меня, а я совершенно не представлял себе, что могло стать причиной. Те, кто ее обнаружил и спас, — женщина по имени Судо Дзюнко и наш комендант Нэдзу — сказали, что никакой предсмертной записки не было. Поэтому меня мучил вопрос, почему же Киёми так поступила. А теперь, когда произошло это убийство, я узнал, в чем было дело.
Сумико молча смотрела в лицо Окабэ. В ее взгляде появилась ожесточенность.
— Оказалось, когда ее нашли, в изголовье валялось письмо, склеенное из вырезанных слов. В нем было то же, что и в письме, пришедшем в ваш дом.
— Какой ужас!
— Письмо припрятал комендант. А поскольку по содержанию оно было крайне мерзким, они с Дзюнко договорились сохранить это в тайне — даже от меня. Кстати, я слышал от Киёми, что той женщине, Дзюнко, тоже подбросили подобное. Они с мужем заподозрили хозяйку ателье. Вечером в день убийства муж Дзюнко скандалил около «Одуванчика», а потом бесследно исчез. И тогда комендант Нэдзу, решив, что письмо
