— Он с утра уехал в командировку…
— А кто же мне пропуск выписывал?
Один из масляных поёжился. Второй как бы нарочно тянул паузу, разминая пухленькие губки. Ну, рожай уже, скотина!
Скотина отозвался буквально тотчас же.
— Вы, собственно, по какому вопросу?
— Я по поводу работы…
— Тогда возьмите, пожалуйста, направление…
Валя поверила не сразу.
— Меня… в уборщицы?!
— Как написано…
— Мне Гена… говорил, что есть вакансия… секретаря…
Глава 5
«Уборщица со знанием английского и мата»
Ой-ой-ой-ой! Только не надо так сильно вздыхать! Уберите от глазок платочки! Что плохого в должности уборщицы?
Сравнив маханье шваброй по коридорам и сиденье с матюгальником в автобусе, Валя пришла к выводу, что абсолютно ничего не потеряла, а, наоборот, выиграла.
Нагрузка на члены примерно та же: что гид, что уборщица бегают немеряно. Только гиду за каждое слово кирдык, а уборщице лишь пальчиком на висок покажут. И то за спиной, а то пошлёт гулять лесом…
В зарплате Валя вообще уполторанилась, со ста рублей повысилась до ста шестидесяти. Плюс премия. Плюс харч бесплатный. И сыр бесплатный Дуське. И не из мышеловки, а из рабочей столовой.
Излишне говорить, что дома у Вали тоже стала наводиться чистота. Раньше ей не до того было.
Но самый главный выигрыш — свобода слова. Мозг филолога быстренько припомнил всё, что нужно:
— Хы… Тилигентка сраная… А ты поедь у колхоз… да по колено в говне клевер пособирай!!!
Или:
— Ну, от шо с ними делать?! На хрен послать или шваброй охреначить?!
Фразеологический словарик длинный, но Вале с её профессиональной памятью держать такую массу выражений в голове ничего не стоило. Хотя, пользоваться абсолютно всем набором было лень. Самая ходовая и самая любимая Валина фраза была короче всех остальных.
— Женшына, шо ты сделала?!!
Если то был мужчина, ему полагалась ядовитая добавка.
— Ой, а вы таки мушшына? Звиняйте, тут свет плохой…
А то, что нюхать туалеты приходилось, так по работе гиду раз в три дня приходится с гальюнами в поездах общаться. Иногда, чем выслушивать жалобы туристов, хотелось схватить проводницкую швабру и быстренько всё убрать…
Валины молитвы были, наконец, услышаны. Теперь она махала шваброй много и с азартом. Так усердно вкалывала, что её даже повысили. И вывесили на доске почёта.
Мыла она как-то раз полы под своей фотографией, в смысле, под доской почёта, как вдруг:
— Простите, можно мне пройти? Я тут вам не очень натопаю? Я скраешку, ладно?
Валя хотела ответить: «Тилигент вонючий», но что-то в душе ёкнуло… Или бздикнуло, говоря совсем нормальным языком. — Ёсик!!!
— Простите?.. Вы меня знаете?
— Тебя выпустили? Досрочно?!!
— Откуда? Ой, это ты, Валюша!
После того, натурально, был самосуд. Представьте себе картину: в вестибюль гостиницы врывается Валя в рабочем комбинезоне, несётся к стойке администратора, отвешивает Лизону хорошую пощёчину. Самую лучшую в своей жизни. Даже любовники таких не удостаивались…
Затем были рыдания в каптёрке администраторов, что позади рисепшен. С подносом корвалола под самый нос Лизону Покаянному.
— Валюш, ну, ты прости меня… Бес попутал… Очень хотелось Вадимыча захомутать…
— И как? Захомутала?
— Он тут же на другой женился… Кстати, жена на тебя сильно смахивает…
Лизон икнула. Не понарошку. Вытерев слёзы, начала идеи генерировать:
— Ты сильно не расстраивайся, что-нибудь придумаем… Насчёт работы не знаю, а вот с хорошим иностранцем познакомлю… Замуж выйдешь… Щас с этим попроще стало…
Ах, Лизон, примитивная душонка, сама всю жизнь мечтающая о хороших иностранцах…
Валя, как могла, вкратце объяснила ей, что хороших иностранцев не бывает. Ну, разве что один-два на весь сезон попадутся, да и те, как правило, окажутся женатыми.
Лизон, однако, в такое верить затруднялась. Подозревала Валю в неискренности.
Валя иногда ходила на свидания, подстроенные Лизоном. Благо, начавшаяся перестройка освободила женщину от неусыпного надзора гостиничных режимников. Шёл 1988 год…
Гуляя с итальянцем, Валя, само собой, не только на подарочки рассчитывала.
— Марио, когда поженимся?
— Мне нужно посоветоваться с мамой…
Шляться-то шляются, но чтобы взять и жениться… Осторожные, твари.
Чаепитие в каптёрке, что позади рисепшен, обычно выглядело так: Лизон допрашивала Валю, а Валя отчитывалась.
— А со шведом этим у тебя как, с Ларсом?
— Ой, да ну их, этих шведов… Холодные, твари…
— Слушай, тут англичане заехали… Полная чума! С ними точно не соскучишься!
И Валя таки не соскучилась. С группой вышеупомянутых англичан она посетила один подвальчик. Где-то в новостройках.
Сначала в полумраке ничего не было видно, кроме большого белого бюста Ленина.
Кто-то невидимый врубил советскую песню:
«Лени-и-ин — это весны цветенье…
Лени-и-ин — это победы клич…
Славься в веках, Ле-е-енин…
Наш дорогой Ильич…»
Эта песенка сменилась бешеным рок-н-ролом. Правильно! Все ринулись плясать…
Из подвальчика вывалились далеко за полночь.
Рыжий панк, Валин дружочек, посадил Валю на спину и понёс. Валя ржала как лошадь, рыжий панк вторил ей как конь. Остальные следовали их примеру.
Одна крепенькая девушка-панк посадила на спину щуплого парня, тоже панка. Несла, правда, не долго. Потом всё время держалась за поясницу.
После этого всей шоблой голосовали у дороги.
Один водитель сильно возмутился.
— Озверели, что ли? Не-е-е, всех не повезу! Вылезайте! Берите ещё три машины…
К Валиному дому подкатили на четырёх легковушках. Компания мигом ворвалась в подъезд и, пугая топаньем население хрущёвки, помчалась на пятый этаж…
Через пару часиков в Валиной спальне можно было наблюдать дешёвую картину: темно, из окна падает лунный свет, спинка кровати и торшер ходят ходуном… Звуки-стуки — зашибись!
Наконец, становится видна вся кровать. На ней пара англичан. Вроде, даже одного пола. В темноте
