распоряжений?
– Каких распоряжений?
– Теперь я лечащий врач мальчика, – резко бросил Делрей. – Доктор Эллиот не имеет права даже заходить сюда.
Полицейский смерил Клэр взглядом, в котором безошибочно читалась злоба. «Ты меня подставила». Пол вытянул руку.
– Дайте мне пробирки с кровью, доктор Эллиот.
Она покачала головой.
– Я должна исследовать причину аномалии. Она может повлиять на ход лечения вашего сына.
– Он больше не ваш пациент! Отдайте мне пробирки.
Она с трудом сглотнула.
– Извините, господин Дарнелл. Но я не могу.
– Это насилие! – Пол развернулся ко всем присутствовавшим в палате, и его лицо побагровело от ярости. – Именно так это называется! Она напала на моего сына с иглой! У нее нет никакого права на это! – Он посмотрел на Клэр. – Отныне с вами будет общаться мой адвокат.
– Пол, – вмешался Делрей, выступая в роли миротворца. – Я уверен, доктор Эллиот не хочет осложнять себе жизнь. – Он повернулся к ней и попытался ее урезонить. – Хватит, Клэр. Все это напоминает балаган. Отдайте мне пробирки.
Она взглянула на две пробирки, которые держала в руке; стоят ли они того, чтобы ее обвинили в насилии. Чтобы ее лишили привилегий, которыми она пользовалась в больнице. Она чувствовала, что на нее устремлены взгляды всех присутствующих, они наблюдали за ней и даже наслаждались ее унижением.
Она молча отдала пробирки с кровью.
Делрей взял их с видом триумфатора. Потом, обернувшись к охраннику, строго заявил:
– Мальчик – мой пациент. Ясно?
– Яснее некуда, доктор Делрей.
Никто не сказал ни слова, когда Клэр выходила из палаты, но она знала, что все взгляды направлены на нее. Глядя прямо перед собой, она свернула за угол и нажала на кнопку лифта. Только когда двери кабинки закрылись, она позволила себе запустить руку в карман халата.
Третья пробирка с кровью по-прежнему была там.
Она спустилась на лифте в лабораторию и увидела Энтони, сидевшего за рабочим столом в окружении ящиков со склянками.
– У меня есть образец крови мальчика, – сообщила она.
– Для анализа на наркотики?
– Да. Я сама заполню запрос.
– Бланки вон на той полке.
Она взяла формуляр и нахмурилась, прочитав в шапке: «Лаборатории Энсон».
– У нас что, новая лаборатория? Никогда прежде не видела этих бланков.
Энтони поднял взгляд от жужжавшей центрифуги.
– Мы начали работать с «Энсон» несколько недель назад. Больница заключила с ними договор на выполнение комплексных химических и радиоиммунологических анализов.
– Зачем?
– Думаю, все дело в расценках.
Она бегло просмотрела бланк и отметила пункт: «газовая хроматография / масс-спектрометрия; полный анализ на наркотики и токсины». В графе примечаний, в нижней части бланка, она записала: «Мальчик, четырнадцать лет, с очевидным наркотическим психозом и агрессией. Этот анализ исключительно для моих личных исследований. Результаты направить персонально мне». И поставила свою подпись.
Ной открыл дверь на стук и увидел в темноте Амелию. У нее на виске белела повязка, и было понятно, что улыбаться ей больно. При всех стараниях ей удалось лишь слегка приподнять уголки губ.
Ее неожиданный визит застал его врасплох, и он даже не мог сообразить, что сказать, поэтому просто глазел на нее, тупо, как крестьянин, который встретился лицом к лицу с королевской особой.
– Это тебе, – сказала она и протянула ему маленький сверток в коричневой бумаге. – Извини, не нашла красивой упаковки.
Он взял сверток, не отрывая взгляда от лица девочки.
– Ты в порядке?
– Да, вполне. Ты, наверное, слышал, что госпожа Горацио… – Она запнулась, сглатывая слезы.
Он кивнул.
– Мне мама сказала.
Амелия тронула повязку на своем лице. Он снова увидел, как блеснули в ее глазах слезы.
