– У него золотые руки.
Брокколи на пару, рис и символический кусочек трески.
Луиза Ноултон не знала, хватит ли у нее сил изо дня в день наблюдать, как ее сын голодает. Он потерял еще килограмм, но при этом выражение его лица стало еще более угрюмым, и в нем все чаще сквозило раздражение. От жизнерадостного Барри не осталось и следа.
Луиза посмотрела на сидящего напротив мужа и прочла те же мысли в глазах Мела: «Это все диета. Он такой из-за диеты».
Луиза кивнула на блюдо с картофелем фри, которое она приготовила для себя и Мела.
– Барри, милый, у тебя такой голодный вид! От нескольких ломтиков ничего не будет.
Не обратив никакого внимания на маму, Барри с зубодробительным скрежетом продолжал скрести по тарелке вилкой.
– Барри, прекрати!
Он поднял глаза. Такого пустого и холодного взгляда она еще в жизни не видела.
Дрожащими руками Луиза протянула сыну тарелку с картошкой.
– Пожалуйста, Барри, – пробормотала она. – Съешь одну. Съешь хоть все. Тебе сразу полегчает.
Она удивленно охнула, когда Барри вдруг отодвинул стул и резко поднялся из-за стола. Ни слова не говоря, он пошел прочь, а потом хлопнул дверью своей комнаты. Через мгновение оттуда донеслись непрерывные звуки стрельбы – мальчик включил видеоигру и принялся охотиться на виртуальных врагов.
– Может, что-то случилось в школе? – осведомился Мел. – Ребята опять над ним издеваются?
Луиза вздохнула.
– Я не знаю. Я уже ничего не знаю.
Они сидели, прислушиваясь к нарастающему грохоту выстрелов. К крикам и стонам виртуальных жертв, гибнущих в адском огне «Супер Нинтендо».
Взглянув на влажный и мягкий картофель фри, Луиза вздрогнула. Впервые в жизни она отодвинула от себя тарелку с едой, так и не закончив ужин.
Когда Клэр приехала домой, стереосистема Ноя надрывалась на всю катушку. Головная боль, которая начала набирать обороты во второй половине дня, сжимала череп, словно вонзая когти в лоб. Она повесила пальто и остановилась у подножия лестницы, вслушиваясь в оглушительный грохот барабанов и монотонное завывание солиста. Она не могла разобрать ни слова. Интересно, как я должна контролировать музыкальные пристрастия своего сына, если даже не знаю, о чем поется в этих песнях?
Так больше не может продолжаться. Клэр была не в силах терпеть этот шум, во всяком случае сегодня.
– Ной, сделай потише! – крикнула она.
Музыка грохотала по-прежнему. Невыносимо.
Она поднялась по лестнице, чувствуя, что раздражение сменяется яростью. Дернув ручку, Клэр обнаружила, что дверь заперта. Она постучала и громко крикнула:
– Ной!
Дверь распахнулась не сразу. На нее обрушился мощный шквал музыки, сбивая с ног звуковой волной. Ной заслонил собой дверной проем; мешковатая одежда висела на нем, словно потрепанные ритуальные одеяния.
– Сделай потише! – заорала она.
Он отключил усилитель, и музыка разом смолкла. В ушах зазвенело от внезапной тишины.
– Ты что, хочешь оглохнуть? А меня при этом окончательно свести с ума?
– Тебя не было дома.
– Я была дома. Кричала тебе, только ты меня не слышал.
– Сейчас я тебя слышу, довольна?
– Если ты будешь включать музыку на такую громкость, через десять лет лишишься слуха. Ты живешь не один.
– Разве я могу забыть, ведь ты мне постоянно об этом напоминаешь! – Плюхнувшись на стул, он развернулся лицом к столу. Спиной к ней.
Клэр стала молча наблюдать за ним. Он листал журнал, но по напряженным мышцам его плеч можно было угадать, что он не читает. Он чувствует ее присутствие, ее гнев.
Она зашла в комнату сына и устало опустилась на кровать.
– Извини, что кричала на тебя, – сказала она, немного помолчав.
– Последнее время ты делаешь это постоянно.
– Неужели?
– Да. – Он перевернул страницу.
– Я не хотела, Ной. Просто так все навалилось – мне кажется, я не справляюсь со всеми этими проблемами.
