— Нет, лучше, чем Фиглер, не найти! Фамилия у него вроде не наша, а сам — настоящий русак. Ну и дает же он им жару! Кто в его руках побывал, тот больше на русскую землю не полезет! Казаки у него…
— Казаков они до смерти боятся. У нас в селе Верхнем вошло несколько этих 'поварцев' в избу к бедной-пребедной старухе тете Паше. Требуют: давай млека! 'Нет у меня млека', — отвечает. 'А муму у тебя есть?' — пристали. 'Нет муму. Есть одна коза'. — 'Казак! Казак!' — как встрепенутся, как закричат, и давай бог ноги. Старушка, вишь, говорит — 'коза', а им почудилось — 'казак', — смеялся партизан.
— А у вас, бабы, кто за командера? — спросил басом у двух молодок высокий кряжистый старик в синем французском мундире, который на нем трещал по всем швам. Одна из них держала в руках карабин, а другая простые вилы.
— Кузнец Прокоп, дяденька.
— А я думал, ты командер: вон у тебя какая фузея! — шутил старик.
— Не-ет. Разве бабы бывают командерами? — застеснялась молодка.
— А как же, бывают. Вон в Сычевке старостиха Василиса, — сказал средних лет курчавый партизан.
— Ну, конец свету пришел, — гудел басом старик. — Бабы воевать зачали! Приведись мне, я бы к ней под начало ни за что не пошел бы!
— А она тебя — вилами!
— Баба-то? Руки коротки!
— У ней руки хорошие, молодые, у Василисы-то. Баба в самом соку! — смеялся курчавый.
В другой кучке партизаны оценивали трофейные головные уборы. Молодой мужик вертел в руках кивер.
— В етой шапке хорошо: она легкая и не боится дожжа. Вишь, вся кожаная, — хвалил он, поворачивая французский кивер во все стороны.
— А на ней же должон быть красный аль желтый султан. Стоит вот эдак торчком, ровно помело, — показал другой. — Ты куда же, паря, султан подевал?
— Верно, был и салтан. Зеленый. Длинный, ровно собачий хвост. Я его топором обкорнал. По закустью ходить с ним несподручно: мешает.
— Лучше моей шапки нет! — хлопнул по высокой медвежьей гренадерской шапке веселый партизан. — И мягкая и теплая! По нашей зимушке!
— Ты в ней, брат, как духовное лицо!
— И скажи: они все с теплой стороны, а как хоронят голову!
— Да, одежка у них ветром подбита, а голова накутана, как у старой бабы.
— Умные люди бают: держи голову в холоде, а ноги в тепле. А у них все навыворот: голову кутают, а ноги — босы…
— Ты бы, как они, с конца света к нам пожаловал, тоже без сапог бы ходил.
— Мои сапожки не скоро износятся, — засмеялся партизан, подымая ногу в аккуратном новеньком лапте. — Только вот беда: в стремя не влезают — широки!
Партизаны говорили о том, о сем, а в избе фельдмаршал сидел, склонив свою седую голову над картой — обдумывал действия летучих военных отрядов, вместе с партизанами державших врага в тесном надежном кольце.
Организованная Кутузовым 'малая война' приносила большие успехи.
Офицер из отряда генерала Винцингероде доложил все, получил приказ и умчался, не мешкая, назад, к отряду.
Михаил Илларионович глянул через стол в окно.
— Сегодня у нас много гостей! — весело сказал он. — Что, привели снова пленных? Сколько?
— Больше восьмисот человек, ваше сиятельство, — ответил Коновницын.
— Видишь, Петр Петрович, что значит 'малая война', — сказал фельдмаршал. — Вчера в бою мы взяли всего тысячу пятьсот человек, а сегодня в мелких партизанских стычках враг потерял пленными восемьсот! Молодцы ребята! Ай да партизаны, ай да мужики!
— Не одни мужики, ваше сиятельство. Из Бронницкого отряда в конвое пришли две бабы.
— Вот как у нас! — улыбнулся Кутузов. — Стало быть, не только сычевская Василиса Кожина действует! Весь народ поднялся! Это чудесно! Ну, откуда они там?
— Из разных отрядов, — ответил Коновницын, глядя в окно. — Вон от Стулова из Волоколамска вижу гонца, вон старик из Звенигородского отряда дьячка Романа… А тот, курносый, молодой, — из-под Дмитрова. Я его запомнил — он как-то привез нам эполет убитого французского генерала, что попался партизанам…
— Как же, помню. Хорошо, голубчик. Давай послушаем-ка их, как всегда, по одному. Раньше тех, кто прибыл издалека. Нет ли сычевских, от Василисы Кожиной?
— Не видно, Михаил Илларионович. Да ведь от нее недавно были.
— Вон вижу гонца из Гжатского отряда.
— От Четвертакова?
— Нет, от Потапова.
— А, это от гусара, которого зовут 'Самусь'? Ну что ж, начнем с него.
Коновницын вышел из избы, а главнокомандующий уселся поудобнее и приготовился слушать партизанские повести. Он только что выслушал донесения, присланные генералами, полковниками, командирами летучих военных партий, а теперь настал черед послушать представителей народных отрядов, которыми командовали крестьяне, мещане, ремесленники, купцы, духовные, отставные военные и солдаты, попавшие в плен, как драгун Четвертаков и гусар Потапов, но потом бежавшие из вражеской неволи.
Коновницын ввел в избу сорокалетнего крестьянина в коротком дубленом полушубке и крепких сапогах. Крестьянин, не робея, вошел к главнокомандующему, степенно поклонился ему и спокойно стоял, ожидая вопросов.
'Одет хорошо. Очевидно, кто-либо из дворового начальства. Потому и не смущается! Привык приходить к барину для докладов', — подумал Михаил Илларионович и спросил:
— В старостах ходил?
— Изволили угадать, ваше сиятельство, был бурмистром в имении Веселое Полозовых.
— Как звать?
— Макаров Галактион.
— Как, как? Галактион? — удивленно переспросил главнокомандующий, наклоняясь вперед.
— Точно так, Галактион.
— Ишь какое мудреное имя тебе поп нарек! Почему?
— Наш барин любил выдумывать, чтоб посмешнее, чтоб мужик не мог выговорить, а другие б смеялись… Мое имя — что? В нашей деревне есть бондарь, ему при рождении барин дал имя Индис, вроде индюк, а другого зовут Арапион, вроде как собачья кличка — Арапка…
Главнокомандующий молча покачал головой. Спросил:
— Ну, как же вы воюете в Гжатской округе?
— Стараемся, ваше сиятельство. Помним, что вы сказывали: чтоб французу — ни пройти, ни проехать. Мы за большаком так и следим в оба глаза. Намедни снова разбили евоный обоз.
— А с летучими военными отрядами держите связь?
— Как же, держим. С полковником Давыдовым.
— Держите, обязательно держите! Ваш командир Потапов-Самусь простой солдат, а Давыдов — полковник. И оба командуют отрядами. Ладят они между собой? — спросил, улыбаясь, Кутузов.
— Ладят, ваше сиятельство! Полковник лихой, но простой — русская душа!
— Впрочем, по численности ваш отряд не уступит давыдовскому. Сколько у вас в отряде человек?
— Поболе полутора тысяч.
— Петр Петрович, а сколько людей у Четвертакова? — обратился к Коновницыну Кутузов.
— За три тысячи перевалило, Михаил Илларионович.
— Вот слышишь, Галактион! Передай Самусю, что ему, гусару, негоже отставать от драгуна!
— Слушаюсь, батюшка!
