как пехота Ганнибала глядела с высоты вечных снегов, когда первые слоны, опробовав ногой вытравленные в снегу островки почвы, уводящие вниз на равнины Ломбардии, покачиваясь и трубя, переступали через гребень хребта.
После успешной битвы при Северном Грэплинге Безил доехал с Дорис в городок по соседству, щедро накормил ее жареной рыбой с хрустящим картофелем, сводил в кино, позволил ей жать его руку жестоким и липким пожатьем на протяжении двух бездонно сентиментальных фильмов и привез ее обратно в Мэлфри в состоянии восторженного послушания.
– Вы ведь не любите блондинок, правда? – с тревогой спросила она его в машине.
– Очень даже люблю.
– Больше, чем брюнеток?
– Да нет, мне все равно.
– Говорят, свой своего ищет. Она-то темная, – Кто она?
– Ну, та, которую вы зовете сестрой.
– Дорис, ты должна выкинуть это из головы. Миссис Сотилл в самом деле моя сестра.
– И вы в нее не влюблены?
– Ну разумеется, нет.
– Значит, вы любите блондинок, – печально сказала Дорис.
На следующий день она улизнула в деревню, таинственно вернулась с каким-то небольшим свертком и все утро скрывалась в холостяцком крыле. Перед самым вторым завтраком она явилась в оранжерею с головой, обвязанной полотенцем.
– Я хотела вам показать, – сказала она и обнажила копну волос местами бледно-желтого, местами первоначального черного цвета, местами в пестрых пятнах всевозможных переходных тонов.
– Господи боже, деточка! – сказала Барбара. – Что ты наделала?
Дорис глядела на Безила.
– Вам нравится? Сегодня вечером я попробую еще.
– Я бы не стал, – ответил Безил. – Я бы оставил как есть.
– Вам нравится?
– На мой взгляд, просто великолепно.
– А я не слишком полосатая?
– В самый раз.
Если до сих пор внешности Дорис чего и не хватало до полной страховидности, то сегодня утром она восполнила этот пробел.
Безил любовно изучал адресную книгу.
– Подыскиваю новый дом для Конноли, – сказал он.
– Безил, мы должны как-то выправить голову бедного ребенка, прежде чем передадим его дальше.
– Ничего подобного. Это ей идет. Что тебе известно о Грейсах из Старого дома священника в Эддерфорде?
– Это прелестный домик. Он художник.
– Богема?
– Нисколько. Очень утонченный. Рисует портреты детей акварелью и пастелью.
– Пастелью? Это подходяще.
– Она как будто слаба здоровьем.
– Превосходно.
Конноли пробыли в Старом доме священника два дня и заработали двадцать фунтов.
VIII
Лондон был снова полон. Те, кто поспешно уехал, вернулись; те, кто отдавал последние распоряжения, намереваясь уехать после первого налета, остались. Марго Метроленд закрыла дом и переселилась в отель «Ритц»; открыла дом и переселилась обратно; решила в конце концов, что в «Ритце» ей больше нравится, и снова закрыла дом, на этот раз, сама того не подозревая, навсегда. Руке слуги не суждено было вновь отвести ставни, прикрывавшие высокие окна; они оставались на запоре до тех пор, пока в конце года их не выбросило взрывом на Кэрзонг стрит; мебель все еще стояла под чехлами, когда ее разбили в щепы и сожгли.
Сэра Джозефа назначили на высокий, ответственный пост. Теперь его частенько можно было видеть с генералами, а то и с адмиралом. «Наша первоочередная военная задача, – говаривал он, – состоит в том, чтобы не допустить вступления Италии в войну до тех пор, пока она не окрепнет настолько, чтобы стать на нашу сторону». Внутреннее положение в стране он характеризовал следующим образом: «Противогаз берут на службу, но не в клуб».
Леди Сил больше не беспокоила его по поводу Безила.
– Он в Мэлфри, помогает Барбаре с эвакуированными, – говорила она. – В армии сейчас все забито. Вот когда у нас будут потери, тогда все станет намного легче.
Сэр Джозеф кивал, но в глубине души был настроен скептически. Больших потерь быть не должно. Он разговаривал в «Бифштексе» с одним очень интересным человеком, который знаком с немецким профессором истории; сейчас этот профессор в Англии; о нем очень высокого мнения в министерстве иностранных дел; профессор утверждает, что в Германии насчитывается пятьдесят миллионов немцев, готовых завтра же заключить мир на наших условиях. Вопрос лишь в том, чтобы свалить тех, кто сидит в правительстве. Сэр Джозеф видел, и не раз, как сваливают правительства. В военное время это делается запросто – ведь свалили же запросто Асквита (в скобках заметим, что он был куда лучше Ллойд Джорджа, который пришел на его место). Потом свалили Ллойд Джорджа, потом свалили Макдональда. Кристофер Сил – вот тот знал, как это делается. Он бы в два счета свалил Гитлера, будь он в живых и будь он немцем.
Пупка Грин и ее приятели были в Лондоне.
– Эмброуз стал фашистом, – сказала она.
– Не может быть!
– Работает на правительство в министерстве информации, ею подкупили, и он издает новую газету.
– Фашистскую?
– А то нет.
– Я слышал, она будет называться «Башня из слоновой кости».
– Это и есть фашизм, если хотите.
– Эскепизм.
– Троцкизм.
– У Эмброуза никогда не было пролетарского мировоззрения. Просто не представляю, как мы до сих пор его терпели. Парснип всегда говорил…
Питер Пастмастер вошел в бар Брэттс-клуба, в боевой форме, на плече – нашивка части, в которой он раньше не служил.
– Привет. Ты чего это так вырядился? Питер ухмыльнулся, как может ухмыляться только солдат, которому известен важный секрет.
– Да так, ничего – Тебя что, вышибли из полка?
– Временно отчислен для выполнения особого задания.
– Я сегодня уже встретил пятерых переодетых ребят, ты шестой.
– То-то и оно – надо хранить тайну, сам понимаешь.
– Да в чем дело?
– Со временем узнаешь, – отвечал Питер с безграничным самодовольством.
Они подошли к стойке.
– С добрым утром, милорд, – сказал Макдугал, бармен. – Как вижу, вы тоже собрались в Финляндию? Сегодня ночью отправляются очень многие наши джентльмены.