нише на уровне моей груди. Бассейн образовывали плотно сложенные разноцветные камни величиной с кулак.
Стоп. Один из камней, желтоватый, почему-то лежал внизу у стены.
Я подошла, наклонилась, взяла. Камень так удобно лег в руку, что вспомнилось об оружии. Или об инструменте. Я поискала взглядом, откуда он выпал. Бассейн был в порядке. Тогда я подумала, что камень — подобный тем, что окружали фонтанчик — положили внизу специально. Вдруг он должен наводить приходящих на мысли о заброшенности человека, о его отрыве от небесной гармонии, об одиночестве или падении. В то время как на небесах все прекрасно обходятся без него. Поразмыслив над этим, я положила камень в карман и наконец напилась. Жаль, я с собой не принесла какой-нибудь посуды: вода здесь казалась вкуснее, чем из-под крана.
Хотя зачем использовать в комнатах и для уличного фонтанчика разную воду?..
Монахи сегодня не хотели нас собирать. Пошатавшись некоторое время по Монастырю, я наткнулась на Дениса. Он встал на пути так, точно давно меня ждал.
— Игор пропал, — сказал он.
— Это кто?
— Тот блондинистый тип, накачанный. После ночи его не видели.
— А монахи?
— Ты же знаешь, они не слишком разговорчивы. И для нас создают такие условия, что мало кто готов говорить, кроме как о себе. Большинство погружены в собственные истории.
— Это плохо?
— Но ведь пропал человек!
— Я с ним не знакома… Мало ли, вдруг его исчезновение — это фактор эксперимента? То есть, монахи это подстроили, чтоб посмотреть на нашу реакцию.
— Мне кажется, он потерялся в горах. Еще до того, как нас повезли…
Я вспомнила мерное, легкое, наводящее сон покачивание.
— Ты знаешь, куда нас возили?
— Нет. Я уснул, — в его голосе ощущались виноватые нотки.
— Я тоже. Монахи — мастера психологического влияния. Делают с нами все, что хотят. Хорошо, если они не имеют дурных намерений.
— Это еще вопрос. Мы и не заметим, как станем жертвами.
— А как же репутация университета?
— Думаю, они выкрутятся. К тому же, жертвой можно стать не только в физическом смысле. Нас зазомбируют так, что мы будем считать, будто все правильно и даже хорошо. А на самом деле…
— Ты действительно в это веришь? — я изобразила скепсис.
— Кто знает… Не хочешь пойти посмотреть, где мы были ночью?
— А если монахи захотят нас собрать?
— Нам никто не запрещал покидать пределы Монастыря. Скажем, что заблудились.
У меня было чувство, будто я нарушаю какой-то запрет, но делать-то все равно было нечего. Я подождала у дальней калитки, пока Денис принесет на всякий случай фонарь, и, вроде бы никем не замеченные, мы отправились в путь.
Денис шел шел уверенно, как животное, которое четко знает дорогу. Я, в свою очередь, ничего здесь не узнавала, — точно ночной мир и дневной существовали раздельно. Да, мы поднимались, как и двенадцать с лишним часов назад, но все воспринималось легче и мягче, даже как-то обыденнее. На тропе под ногами была только пыль, а тогда сквозь подошву явственно ощущались мелкие камни. Пахло прогретой солнцем травой. Горы с группами деревьев тут и там выглядели заурядно: ни одного пейзажа, достойного любования или же фотографии.
Когда мы добрались до ущелья, Денис предложил отдохнуть. Я присела на теплый валун. Денис принялся рыскать, точно собака, поводя иногда большим носом, заглядывая то вниз, то за деревья, то за поворот.
— Ты что-то ищешь? — крикнула я ему.
Он подошел и только тогда ответил:
— Может, остались следы Игора.
— Но ведь когда мы дошли до ущелья, все были на месте.
— Откуда ты знаешь? — он коротко рассмеялся, и я поняла, что действительно не могу утверждать, кто был тогда, а кто не был рядом со мной в темноте. Хотя из Монастыря выходили действительно все шестнадцать, — я машинально сосчитала нас, точно вагоны поезда, когда мы медленно двинулись с места, приноравливаясь к веревке.
— Извини. Ты, наверное, прав. Этот Игор — он ничего тебе не говорил?
— Я знаю только, что, кроме спорта, он увлекается авиамоделированием. Знаешь, такие маленькие самолеты… точнее, аэропланы.
— Представляю себе. Слушай, он же вроде дружит с тем парнем в очках, который чуть не упал.
— С Ильей? Ты считаешь, это может быть связано?
— Не знаю… Я вижу, ты уже со всеми знаком.
Он вскинул брови, удивляясь моей завистливой — или ревнивой? — интонации.
— Кроме тебя, я разговаривал серьезно только с Викой. Помнишь такую — ярко накрашенную? Как будто она стремится скрывать лицо.
Еще бы не помнить. Интересно, хватит ли ей косметики на год в Монастыре? Ее макияж был, и правда, как сине-белая маска, далекая от модных тенденций и больше напоминающая колдуний из сказочных фильмов, чем женские журналы.
— Вероника. Она журналистка, — сказал Денис. — Пишет очерки об известных в городе людях.
— Правда? — внутри меня что-то окаменело. — Она из какого города?
Я сначала хотела спросить, не из нашего ли, но по условиям монастырской игры этот город уже не являлся нашим, поэтому я сказала:
— Из города, где находится этот университет?
— Насколько я понял — да.
Я почувствовала мурашки в ладонях. Мне хотелось сейчас же вернуться в Монастырь, и разобраться, в чем дело. Но я себя пересилила.
— Давай пойдем дальше.
Денис не возражал. Я осторожно шла за ним по узкой тропе над ущельем и заставляла себя думать, будто этот переход отсекает меня от прошлого.
Но если изобразить равнодушие оказалось легко, то перестроиться и отмахнуться так сразу — я не смогла.
Дело в том, что единственной журналисткой в нашем небольшом городе — журналисткой, которая уже несколько лет специализировалась на очерках об известных людях — была никто иная, как я.
Запись шестнадцатая
По дороге я пыталась спрятаться в собственном прошлом, которое как бы нехотя, но понемногу всплывало при каждом шаге, заслоняя отобранную у меня реальную историю своим новым, более ярким и ясным качеством реальности. Итак, я поехала в летний каббалистический лагерь, который ошеломил меня множеством новых лиц, событий и разговоров. Как я поняла, суть направления заключалась в том, чтобы собираться небольшой группой, желательно по ночам и читать, с последующим обсуждением, главы из Каббалы. Традиционно, говорили нам, это является чисто мужским занятием, а дело женщин — создавать уют и тепло для своих мужчин, изнуренных ночными бдениями. Однако, практика последних лет пятидесяти показывает, что и женщины могут достичь большого успеха в освоении Каббалы. Поэтому русская каббалистическая традиция придерживается равноправия. Правда, руководили лагерем десять мужчин и только три женщины, при этом последние вели себя очень тихо.
