Светловолосый юноша довольно приятной наружности, одетый роскошно и со вкусом – щегольские сапоги с острыми носами, черный с серебром камзол; искусно завязанный шейный платок прячет то, что должен прятать, и платок этот вовсе не изумрудно-зеленого цвета. Неулыбчивое загорелое лицо словно говорит о том, что этот молодой человек куда больше времени проводит на свежем морском воздухе, чем в тиши кабинета или посреди райских кущ…
Из зеркала на Кузнечика смотрел чужак.
Незнакомец не был маленьким принцем Амари – изнеженным существом с голосом соловья, обитающим в Садах Иллюзий и не имеющим понятия о другой стороне жизни, – но и на бывшего юнгу «Невесты ветра» тоже ничуть не походил. Кузнечик с трудом подавил желание сорвать шейный платок, чтобы убедиться, что его шрам остался на прежнем месте. Этим утром в глазах слуг был страх, как будто им пришлось не помогать молодому господину принимать ванну, а обмывать покойника, и Амари-Кузнечик действительно почувствовал себя живым мертвецом.
Даже когда распахнулась дверь и в комнату золотым вихрем ворвалась императрица Алиенора, он лишь на мгновение позволил себе забыть обо всем. Мать сбивчиво шептала, как она горевала все эти годы, как винила себя в смерти любимого сына, как отстранилась от жизни Яшмового дворца единственным способом, который был ей доступен; Амари слушал, и смятение его росло.
Какая из двух прошлых жизней была иллюзией?
Если первая – то вскоре внезапное счастье императрицы закончится, потому что маленькому принцу придется вновь исчезнуть, уступив место… кому? Он перестал быть юнгой, но и в кого-то другого не превратился, а ведь это так больно – меняться, сбрасывая старую кожу, не имея понятия, что за лицо увидишь в зеркале после всех своих мучений.
Но если именно последние три года были всего лишь затянувшимся кошмаром, а не явью, то…
– Мой маленький, счастье моё! – длинные изящные пальцы пробежались по его горлу, задержавшись на уродливом шраме, и голос императрицы дрогнул. – Этот мерзавец поплатится за то, что сотворил с тобой! Он будет страдать, я обещаю!
Амари понял, что под «мерзавцем» подразумевался Кристобаль Крейн, и взглянул в глаза матери, попытавшись беззвучно сказать ей: «Не надо». Чтобы всё объяснить, пришлось бы говорить без остановки несколько часов, а то и весь день; сейчас он не был готов к такому подвигу.
Алиенора, конечно же, ничего не поняла…
Их свидание завершилось так же неожиданно, как и началось – золотой вихрь улетел, взяв с него обещание, что этот вечер они проведут вместе и всё друг другу расскажут. Амари, растерянный и немного злой, позволил слугам привести себя в порядок – старые привычки возвращались быстро, – и теперь стоял перед зеркалом в одиночестве, пытаясь понять, что следует делать дальше.
– Ты изменился, – проговорил знакомый голос, и Амари увидел отражение Ризель рядом с собственным отражением. Она была не в белом платье, как накануне, а в зеленом – только это, к счастью, оказался цвет мха, а не изумрудной молодой листвы. – Ты стал таким… серьезным. Взрослым. Совсем… другим.
– Почему-то мне кажется, – хрипло сказал он, – что если бы с неба падала звезда всякий раз, когда кто-то замечает случившуюся со мной перемену, то очень скоро ночи стали бы весьма темными.
– А вот мне кажется, – ответила Ризель, – что эта шутка вполне в духе Кристобаля Крейна… который, как мы знаем, все эти годы оскорблял и унижал тебя, чем и заслужил бесславный конец. Ладно, не будем о нем. – Она улыбнулась, легко коснулась его взъерошенных волос. – Ведь на самом деле мы оба изменились, да? Стали старше, поумнели…
– Ты такой и была. А я… – он пожал плечами. – Не знаю.
В зеркале отражались двое: стройный худощавый юноша, почти мальчик, и девушка с длинными белыми волосами. Они были разными, и всё же походили друг на друга так, как могут походить лишь брат и сестра.
Но кровное родство вовсе не предполагает взаимопонимания.
– Я знала, ты не поймешь. – Голос принцессы внезапно сел, и Амари ощутил болезненный укол в сердце: он лишь теперь понял, как сильно ранил сестру своим равнодушием, своей холодностью. – Я… пришла, чтобы попросить прощения за то, что случилось той ночью.
Вдруг зеркало лжет? Он повернулся, посмотрел на Ризель: принцесса выглядела очень уставшей, изможденной, как будто не спала всю ночь… так оно и было, наверное. Сам Амари тоже не спал, но у него была «Невеста», которая всегда могла поделиться силой, а с Ризель никто не делился.
– Ты больше не будешь носить траур, – проговорил он и взял её за руку. – Я вернулся и никуда не уйду.
По лицу Ризель пробежала тень. С легкой улыбкой она высвободилась и отступила на шаг; Амари растерянно огляделся и увидел отца – Аматейн появился так тихо, словно вырос из-под земли. Как давно Капитан-Император наблюдал за своими детьми? Он был в маске, и это невольно порадовало Амари, потому что одна лишь мысль о том, сколь виртуозно Звездочет обманывал Крейна, сводила с ума.
– Вы помирились? – спросил Капитан-Император и прибавил, не дожидаясь ответа: – Превосходно! С учетом того, что моя дражайшая супруга наконец-то прервала свое затворничество, можно со всей смелостью утверждать: в нашей семье наконец-то наладилась жизнь. Амари, как думаешь, следует ли нам в честь твоего возвращения устроить праздник?
– Я уже забыл, что это такое, – сказал принц.
– Значит, стоит, – подытожил Аматейн. – Дорогая, придется тебе заняться всеми необходимыми приготовлениями.
– Мне? – Ризель изумленно подняла брови и, спохватившись, прибавила: – Я всё устрою, разумеется… если мне не будут мешать стражи, шпионы и прочая двуличная шатия.
– Не будут, – покладисто согласился Капитан-Император. – Сегодня я соберу совет и объявлю, что три года назад мы с тобой предотвратили покушение на жизнь принца, которое намеревался устроить Кристобаль Фейра. Для этого наследника престола пришлось отослать из дворца и спрятать. Неудачное стечение обстоятельств привело к тому, что Фейра сумел захватить моего сына… но всё завершилось благополучно.
Аматейн взглянул на своих ошеломленных детей и серебряная маска надежно спрятала его довольную ухмылку.
– Н-народу объявят… то же самое? – спросил Амари, чувствуя, как натягивается связующая нить между ним и «Невестой ветра». Капитан-Император кивнул. – А что будет с Умберто и остальными?
– Всё зависит от того, как этот морячок поведет себя в ближайшие дни, – ответил Аматейн. – Вероятно, ему и тем, кто его поддержал, будут предложены места на черных кораблях… а что касается
Принцесса смиренно последовала за своим отцом, не сделав даже попытки воспротивиться, и Амари вновь остался наедине со своими сомнениями. Всего лишь первое утро, а ему уже пришлось выдержать три битвы – три разговора. С матерью, сестрой и отцом. Память услужливо подсказывала, что здешняя жизнь всегда была такой, но ему не хотелось верить. По коридорам дворца, как по венам, текли реки слов, кабинеты были заливами, а залы – морями; мгновение забывчивости или чрезмерного доверия могло стоить навигатору если не жизни, то фрегата… впрочем, это было одно и то же. Амари сжал кулаки до боли в ладонях, зажмурился: «Если ты считаешь, отец, будто я не понял, что сына-соловья ты был готов объявить самозванцем и убить собственными руками!..»
– Нет, не так, – сказал он вслух и коротко рассмеялся. Слуги, подслушивавшие за дверью, растерянно переглянулись. – Руки ни при чем, если есть Дар Цапли и что-нибудь острое!
Словно в ответ на его слова по комнате пронесся ветер, настежь распахнул двери.
– Свободен до полудня, – проговорил принц. – Что ж, пора немного прогуляться и узнать, что изменилось здесь за время моего отсутствия…
Фаби казалось, что это суматошное утро никогда не закончится: сначала Ризель потребовала устроить ей ванну, потом велела отыскать какое-нибудь платье
