– Вполне, – откликнулся врач, не отрываясь от записей. – Когда люди, получившие травму головы, приходят в сознание, они обычно не могут сразу сообразить, что с ними стряслось. Многие теряют память. Но, как правило, временно. Потом она восстанавливается.
– Скоро?
– Не могу дать вам однозначного ответа, инспектор. Бывает по-разному: от нескольких часов до нескольких недель.
Врач поставил в истории болезни точку, нажал на кнопку шариковой ручки, убирая стержень, и испытующе посмотрел на полицейского.
– Вы этим интересуетесь, потому что пока никто эту девушку не опознал, так?
– Да.
– Что ж… Лично я, инспектор Арманд, – врач сделал паузу и протянул карту медсестре, – лично я не вижу ничего удивительного в том, что наша таинственная незнакомка не в состоянии припомнить своего имени. Меня поражает другое. Пациентку доставили в клинику больше суток назад, и до сих пор ее никто не хватился. А ведь она редкостная красавица, такую нелегко позабыть. Вам не кажется странным, что ее исчезновение никого не встревожило?
– Пожалуй, – бесстрастно кивнул полицейский, направляясь к двери. – Вы правы.
На самом-то деле инспектора как нельзя более интересовало, что стоит за столь странным невниманием к пострадавшей. Почему никто из родственников или друзей до сих пор не обратился в полицию и не заявил о ее исчезновении? В чем причина?
3
Солнечный свет проникал в больничное окно, и атласная ткань, которую молодая медсестра держала в руках, ярко блестела. Невысокая темноволосая смуглянка-медсестра явно была уроженкой Средиземноморья.
– Вот красота, а? – завистливо вздохнула она и положила ткань на колени пациентки.
– Да, – согласилась та, рассеянно погладив атлас, и с горечью добавила: – Но я никогда не видела этого платья. И уж тем более не носила его.
Медсестра покосилась на лысоватого мужчину, стоявшего у окна. Пиджак был на нем уже другой, вельветовый, а водолазка все та же. На носу блестели очки в золотой оправе. Мужчина посмотрел сквозь очки на медсестру и жестом велел ей убрать платье.
Остались только украшения – старинная брошь с топазом и топазовые серьги, усыпанные мелкими бриллиантами. Но пациентке и они показались незнакомыми. Железный обруч по-прежнему стискивал ее голову. Она легонько помассировала виски. Таблетка, которую недавно дала ей медсестра, лишь немного притупила боль. Однако пациентка не хотела глушить себя лошадиными дозами лекарств. Они затуманивали сознание, а ей сейчас было необходимо собраться с мыслями.
– Неужели это все мое? – пробормотала она, кивая на платье и украшения.
Ей до сих пор с трудом верилось, что стоявший у окна мужчина – инспектор полиции. Слишком уж не вязался его облик с этой профессией. Она скорее приняла бы его за строгого, но справедливого школьного учителя.
– Да, причем больше мы ничего при вас не обнаружили. – Инспектор убрал очки в нагрудный карман пиджака. – Ни удостоверения личности, ни паспорта, ни гостиничной карточки. Даже сумочки – и той не было.
– Может, ее украли? Я не понимаю… что вообще произошло? Медсестры не смогли мне объяснить, но вы-то, наверное, знаете.
– Два молодых американца видели, как вы спорили с каким-то человеком на площади Массена. Они уверяли, будто он вас ударил… Вероятно, так оно и было – во всяком случае, губа у вас разбита… Когда вы упали, один из парней закричал, и мужчина бросился наутек. Вас доставили в больницу, рану на затылке промыли, извлекли из нее кусочки древесной коры. А полиция обнаружила на месте происшествия следы крови и несколько волосков – судя по всему, ваших. Поэтому мы сделали вывод, что вы ударились головой о дерево и сильно ушиблись.
О полученных травмах пациентка уже знала и без инспектора. Врач рассказал ей и о разбитой губе, и о ране, на которую пришлось наложить швы, и о том, что полная потеря памяти из-за сотрясения мозга бывает очень редко, но у нее как раз такой исключительный случай. И вдвойне поразительно то, что потеря памяти оказалась избирательной. Напрочь позабыв подробности своей личной жизни, девушка прекрасно помнила все остальное!
– Я знаю, где находится площадь Массена, – задумчиво произнесла она, – и цветочный базар на Корс- Салейя помню… Это все в Ницце, а Ницца – во Франции. Столица Франции – Париж… – Она осеклась и недоуменно посмотрела на инспектора. – Однако… послушайте, я не совсем понимаю… почему меня вдруг занесло на площадь Массена?
– Наверное, вы приехали на карнавал.
– Карнавал… Да-да, «карнавал» – это от старинного итальянского слова «carnelevare», что значит «прощание с плотью». – Пациентка изумляла инспектора обширностью своих познаний. – Если я не ошибаюсь, обычай праздновать карнавал восходит ко временам язычества, верно? Еще древние греки начали отмечать весной праздник плодородия, а римляне потом опошлили его своими разнузданными оргиями. Христиане переняли обычай у язычников и празднуют карнавал перед Великим постом. А маскарад впервые устроили французы…
– Да, и теперь пойди разберись, кто там под маской: язычник или христианин, каково его истинное лицо, – криво усмехнулся инспектор Арманд.
Пациентка вдруг заволновалась.
– А какое лицо у меня? Как я выгляжу, инспектор?
Инспектор замялся, не зная, что ответить, а до нее внезапно дошло: она даже не представляет себе своей собственной внешности.
