Маша невольно поправила прическу, тронула бриллиантовую сережку в ухе, подарок Володи на день рождения.
– Нет, спасибо.
– Вы ведь в Москву едете?
– В Москву.
– Ну и как там, в Москве? – с придыханием спросила девушка. И замерла.
– Да, ничего. В смысле, нормально.
– У вас что-то случилось? – в голосе официантки сочувствие.
– Я еще не знаю, – честно ответила Маша. – Может быть, и случилось.
– С мужем? – девушка взглядом указала на ее правую руку.
Маша поняла: кольцо. Обручальное кольцо. Господи, она ж замужем!
– Нет, я думаю, с мужем все в порядке. У вас все такое вкусно! Спасибо!
– Не за что.
– Мне ехать надо, – она вздохнула и поднялась.
– Счастливого пути, – грустно улыбнулась официантка и тихо добавила: – И удачи.
«Да, она мне сегодня понадобится».
Было воскресенье, телефон Игоря перестал отвечать в пятницу вечером. Маша вспомнила, как позвонила ему, добравшись до отеля в Туапсинском районе. «И не беспокой меня по пустякам в мою медовую неделю», – сказала она тогда. С тех пор, кажется, прошла целая вечность. Неделя и в самом деле вышла медовая, но только по названию. Муж остался за тысячу километров от Москвы, и видеть его у Маши нет ни малейшего желания.
… В половине девятого она, наконец, добралась до дома. Припарковалась у самого подъезда. Было темно, но ярко горели фонари, и Маша все пыталась найти во дворе машину Игоря, вернее свою. Но старенькой иномарки не было там, где она обычное ее оставляла.
«Где же он? Неужели его нет дома»? Она подняла глаза и увидела в окне своей квартиры свет. В большой комнате, где жил брат. «Слава Богу! Он дома! Значит, с ним все в порядке!» Она влетела в подъезд. Ехала в лифте, разглядывая в мутном зеркале свое усталое лицо. Сейчас старший брат будет ее ругать. И правильно! То, что она натворила, не поддается никакой критике! Сначала она выслушает брата, поплачет у него на плече, попросит прощения, а потом позвонит Володе. Но сначала…
Двери лифта открылись. Маша вздрогнула. Первое, что она увидела, выйдя из лифта, была крышка гроба. Ноги подкосились. «Свадьбу вижу… Церковь вижу… гроб вижу! Гроб посреди церкви!», – тут же вспомнила она. Это не церковь, это подъезд жилого дома. Но у двери ее квартиры стоит крышка гроба. Маша не могла отвести глаза от черного креста на ней. Черный крест на алом бархате. Она словно приросла к полу, не могла сделать ни шагу. Сердце бешено колотилось в груди, во рту стало сухо. Она испугалась.
«Этот гроб не имеет ко мне никакого отношения, – уговаривала себя Маша. – Все это бред. Нельзя верить гадалкам. Перестань паниковать, возьми себя в руки. И войди в квартиру! Ну же!!!»
Она достала из сумочки ключи, дрожащими руками открыла дверь. В прихожей было темно, свет пробивался из большой комнаты. Маша, замирая, вошла. На диване неподвижно сидела Надя в черном платье с глухим воротом. Руки сложены на коленях, плечи опущены. Она, пугаясь своих мыслей, увидела Надино постаревшее лицо, седую прядь на виске. Одними губами спросила:
– Что случилось?
Надя подняла на нее глаза. В них не было слез, они походили на два колодца, в которых застыло горе. Дна Маша не увидела, и ей стало так страшно…
– Я не хотела тебя беспокоить, – Надя говорила спокойно. – Я знаю, ты мне звонила. Не хотелось говорить об этом по телефону. Извини, я не могла…
– Игорь?
Надя молча кивнула.
– Что с ним?
Невеста ее брата молча указала глазами на пустой гроб, стоящий в углу комнаты.
– Но… где он? – хрипло спросила Маша.
– В морге, – спокойно ответила Надя. – Мы решили похоронить его на родине. Нам надо завтра забрать тело и…
Тут силы ее оставили. Надя закусила губу и повалилась на диван, уткнулась лицом в подушку. Маша в растерянности стояла посреди комнаты. Потом без сил присела в ногах у Нади. Обе молчали. Прошло минут пять. Наконец, Надя подняла голову.
– Я обо всем уже договорилась, – почти спокойно сказала та. – Завтра приедет машина. Мы повезем его поездом. Я отдала все свои деньги, чтобы…
– А как же я? – спросила Маша.
– Я позвонила бы тебе завтра.
– Но… Это же мой брат!
– Как твои дела? – тускло спросила Надя. – Ты счастлива?
– Да как я могу быть счастлива!
Она вдруг кинулась Наде на шею, крепко ее обняла. И, слившись в одно целое, они, наконец, принялись взахлеб рыдать. И им стало легче.
– Прости меня, прости, – горячо шептала Надя. – Я эгоистка… Мне хотелось самой… Чтобы это было мое… Только мое… Мое горе… Раз уж оно на нас свалилось…
– Как? – только и смогла выговорить она. – Как это случилось?
– Автокатастрофа. В пятницу вечером. Он ехал домой с работы, и у машины вдруг отказали тормоза. Сказали, что она была неисправна.
– Но я ведь только что поменяла тормозные колодки!
– Я же не эксперт, – тихо сказала Надя. – Машина была старая, ты это знаешь.
– Господи, зачем мы только поменялись!
И тут вдруг до нее дошло! Странный звонок Володи сегодня днем, его срыв в субботу вечером… Его удивление… Номер для новобрачных, который он на самом деле не забронировал… Володя и не собирался его бронировать… Он вообще не собирался к ней ехать… Потому что…
– Нет! Не может быть! – жалобно вскрикнула Маша.
– Не может быть чего? – отстранившись, в упор посмотрела на нее Надя.
– Ведь он умер вместо меня! Боже, какая подлость!
– Ты о чем?
– Как ты не понимаешь! – она больно сжала Надину руку, но та даже не поморщилась. – Вон он, оказывается, что задумал! Ведь он испортил тормоза в моей машине! Я же должна была разбиться по пути на юг! Или на горной дороге! Там уж наверняка! Вот почему он так удивился! Удивился, что я жива! Он же не знал, что мы поменялись машинами!
– Да кто он?
– Володя!
– Опомнись! Как так можно? Ведь это ж убийство!
– Ну, конечно! Он хотел убить меня! Меня и моего ребенка! А получилось…
Маша вскочила.
– Надо идти в милицию, – решительно сказала она.
– Ты уверена? – тихо спросила Надя.
– Уверена в чем?
– В том, что он действительно хотел тебя убить?
– А вот мы сейчас это проверим!
Она торопливо достала из сумочки мобильный телефон. Надя молча следила за ее действиями. Машу била нервная дрожь, она была возбуждена. О! Как она его сейчас ненавидела! Это даже была не ненависть! Ненависть – это слабо сказано! Ей овладело страшное чувство не имеющее названия. Стереть с лица земли! Уничтожить! Причинить такую же невыносимую боль!
– Да. Я слушаю, – раздался в трубке его голос.
