встретиться и все решить! Но на пути встали эти проклятые пробки…
Она кусала губы от злости, от нетерпения, но сделать ничего не могла. В эти предпраздничные дни Москва стояла. Люди готовили сюрпризы родным и близким, покупали продукты и напитки к праздничному столу, город жил в предновогоднем угаре. И с этим ничего нельзя было поделать.
Ее собеседник, видимо, стоял в тех же пробках, но в аэропорт приехал раньше. Когда Маша нашла нужный рейс, регистрация уже закончилась. В отчаянии она набрала номер, надеясь, что он еще не прошел пограничный контроль.
– Вы где? Я в аэропорту! – выпали она. – С деньгами!
– А я уже за границей, – хохотнул бас. По голосу чувствовалось, что он уже принял на грудь. – Восьмого приезжайте.
– Скажите мне номер его телефона. Я вас прошу.
– Ну да. И плакали мои денежки. А я время потратил, пока вас искал.
– Я даю вам честное слово…
– Девушка, вы нормальная? Кто ж вам поверит?
– Но мне очень надо, поймите!
– Всем надо, – отрезал он и дал отбой.
Она тут же перенабрала номер, но после двух длинных раздались короткие гудки. С ней не хотели разговаривать. Бас, похоже, полностью переключился на бутылку виски, которым затарился перед четырехчасовым перелетом. Люди ехали отдыхать, ехали встречать Новый год. У всех, кто находился в аэропорту, были какие-то особенные, праздничные лица. У всех, кроме нее.
Маша присела и обхватила голову руками. Ну что такое случилось с людьми? Никто никому не верит, произошла девальвация честного слова. Она бы привезла ему эти проклятые деньги, восьмого января, прямо в аэропорт!
Восьмого января… Господи, как еще долго ждать! Потом она вспомнила: Миша! И опять схватилась за телефон.
– Слушаю.
– Жора Бурмин в Москве! – выпалила она. – Он ищет меня, чтобы развестись!
– От кого информация? – деловито спросил Михаил Алексеевич.
– Он пришел на мою прежнюю квартиру. Бурмин. Человек, который там сейчас живет, решил подзаработать, взял у него номер телефона и через третьих лиц вышел на меня. Но номер только в обмен на деньги.
– Иди на встречу, а уж там я из него душу вытрясу. И организую срок за вымогательство.
– Я бы с радостью, – жалобно сказала Маша. – Но он только что улетел в Египет!
– Ты где сейчас?
– В аэропорту. Он прилетает только восьмого.
– Ну и хрен с ним. Раньше найдем. Не плачь.
– Я не плачу.
Она еле сдерживала слезы.
– Я работаю. Жди, – коротко сказал Миша и дал отбой.
Вечер был испорчен. Они с Ильей молча сидели за столом, есть ей не хотелось, говорить тоже. Ничего не хотелось.
– Маша… – позвал он.
– Да? Что?
– Что-то случилось?
– Ничего нового.
– А почему ты тогда такая?
– Какая такая? – раздраженно спросила она.
– Злая.
– Злая… Да, ты прав! Мне сейчас хочется кого-нибудь убить!
– Ну, убей меня.
– Тебя-то за что?
– Если тебе от этого станет легче…
– Перестань, – поморщилась она. – Мне сейчас не до шуток.
– Я не могу видеть, когда ты такая.
– Ну и уходи! Не держу! Он вскочил:
– Нет, ну, сколько можно?! Я к тебе и так и эдак! Уж и не знаю, с какого боку подойти?! Я-то в чем виноват?! Я только хотел спросить, как мы будем встречать Новый год!
– Никак!
Он сел. Тоном ниже, уже гораздо спокойнее сказал:
– Соню наверняка выпустят из больницы на пару дней. Мы могли бы поехать за город. Хочешь, я закажу шикарный номер в подмосковном доме отдыха? Тишина, мягкий белый снег, елки, белки…
– Какие белки?
– Рыжие. С хвостами. Прыгают с елки на елку и грызут орехи. А еще лошади. Кто такие лошади, ты знаешь?
– Прекрати!
– Я просто хотел тебя развеселить. Есть варианты. Вот смотри, у меня прайс, – он с загадочным лицом достал из кармана джинсов мятый лист бумаги. – Предлагают катание на санях, праздничный ужин и фейерверк. Есть бассейн и боулинг. Конноспортивный клуб. Ну, как?
– Никак. Не хочу.
– Соня хочет.
– А ты у нее спрашивал?
– Спрошу. Завтра же и спрошу. А ты? Ты что хочешь?
– Я хочу… Илья, я сейчас хочу только одного: чтобы нашелся донор для Сони. Других желаний у меня нет.
– Что, ее отец не подходит?
– Нет, – коротко ответила она. – Это были напрасные хлопоты.
– А Женя?
– Женя… Боюсь, тоже нет.
– Ну, так надо искать! Хочешь, я поговорю с ее старшей сестрой?
– Нет.
– Да ты можешь сказать, наконец, что случилось?!
– Нет.
– Почему?
– Потому что… Это очень личное.
– А я – кто? – он ударил себя кулаком в грудь. – Я – какое?
– Ты… Ах, оставь меня в покое! – она встала и принялась собирать со стола посуду.
– Не дождешься. Это и мой ребенок тоже.
– Еще чего! – рассмеялась она. – Ты-то здесь, с какого боку?
– Я собираюсь ее удочерить, – серьезно сказал Илья.
– Ты мне что, предложение делаешь?
– Видишь ли… – он замялся.
– Ну? Что? Договаривай!
– Это тоже очень личное.
– Ах, вот как! У тебя от меня какие-то тайны! Ну, так и оставайся с ними! А ко мне не лезь, слышишь?
– Хорошо, я уйду. В спальню. Не буду тебя раздражать. Но отсюда не уйду, и не надейся.
– Скажите, пожалуйста! Какие мы благородные! Какие пушистые! Прямо, как белки! Ах, ах, ах!
– Дура ты.
Он вышел, бухнув дверью, жалобно задребезжало стекло. Она прислушалась. Нет, входная дверь не
