Корабельный кок по кличке Мышиный Соус отделился от толпы и мелкими шажками нерешительно двинулся в сторону камбуза; на лице его застыло выражение сомнения пополам с боязнью ослушаться капитана.
– Э, э, капитан! – задергался матрос, уже не скрывая испуга. – Вы чего это удумали? Я ж не…
Зо ухватил Ордина лапищей за грудки и встряхнул так, что у того лязгнули зубы. Приблизил свое лицо вплотную к его лицу, прошипел яростно:
– Ты, тварь, ты что ж думал, я на своем корабле всякое ворье терпеть буду?! Чтоб всякая мразь у своих же по вещам шарилась?!
Оттолкнул матроса, круто обернулся.
– Соус, мне еще долго ждать?!
Кок подпрыгнул и припустил к камбузу.
Сварог подумал: «А ведь он не шутит», – и положил ладонь на плечо Зо.
– Послушайте, капитан…
Тот гневно сбросил его руку.
– Не лезьте не в свое дело, милорд! – рявкнул он. – Здесь я хозяин, и я устанавливаю законы на этом корабле!..
– Вы думаете, я надену перстень с отрубленного пальца? – мягко поинтересовался Сварог. Капитан осекся и сумрачно уставился на него. – Пес с ним, капитан. Пусть носит.
Зо поколебался. Потом перевел взгляд на Ордина. Потом – Сварог даже не сообразил, что случилось, – голова матроса мотнулась назад, и он кулем повис на руках крепышей, обалдело тряся копной немытых волос; на его губах показалась кровь. А капитан уже отвернулся от вора, дуя на костяшки пальцев, приказал негромко:
– Шлюпку на воду. Этого связать. И на берег.
И удалился с палубы.
– Шлюпку на воду! – продублировал приказ Блай.
Несколько матросов бросились к лебедке. Крепыши умело, в мгновенье ока связали Ордину руки за спиной невесть откуда взявшейся веревкой (наверное, приготовили загодя, зная, чем дело может кончиться) и потащили к шлюпке. Перекинули тело через борт, залезли следом. Заскрипели деревянные блоки, и небольшая, подвешенная на канатах лодка медленно, рывками исчезла за бортом корабля. Немного погодя до Сварога донесся тихий плеск – а также послышались вопли Ордина, пришедшего в себя после капитанского хука:
– Капитан, да он сам мне его подарил!.. Ну спроси у него, капитан!.. Он же врет все!.. Ты кому веришь – мне или этому лордику?.. Он же лар!.. Он нарочно мне его подсунул!.. Да я верну ему этот перстень хренов!.. Капитан!!!
Весла уверенно и ритмично толкали шлюпку к берегу, и вскоре крики вора слились в далекое неразборчивое вякание.
Вся команда столпилась у борта. Молчали. Смотрели.
– Жестоко, – наконец негромко произнес Сварог, наблюдая, как крепыши развязывают Ордина, спихивают на мелководье и, слаженно работая веслами, разворачивают шлюпку. – Погибнет ведь. Хелльстад как-никак.
– Невелика потеря… – буркнул Блай. – А может, и не подохнет, акулья отрыжка. До границы лиг семьдесят всего.
Ордин носился взад-вперед по берегу, размахивал руками и орал что-то.
Сварог вздохнул, пытаясь отогнать чувство, будто именно он виноват в происшедшем.
– А еще сын барона…
Блай в недоумении воззрился на него:
– Кто – сын барона? Этот?
– Ну, – кивнул Сварог, уже смекая, что круто лопухнулся.
– Он сам вам сказал?
– Ну…
– Эх, милорд, вы как ребенок малый, честное слово! – Блай смачно сплюнул за борт, не замарав роскошные усы. Шлюпку с крепышами уже поднимали на борт. – Он такой же сын барона, как я – жрица Великой Матери. Зо его в одном снольдерском кабаке подобрал – и то из-за того только, что он ножи метал мастерски. Беглый каторжанин он, и ничего больше. «Сын барона», полбочки тухлой трески мне в глотку… – Он повернулся к матросам и заорал: – Ну? Чего зенки вылупили, рыбьи потроха? По местам! Паруса ставить, с якоря сниматься! Живо у меня!
…«Ко мне», – приказал Сварог мысленно и заранее отодвинулся назад, но все равно не рассчитал – молнией метнувшаяся сквозь закрытую дверь каюты туманная полоса ударила его в грудь, отшвырнула к стене и обернулась весело гавкавшим щенком.
– Сидеть! – рявкнул Сварог вслух, с усилием отклеивая себя от стенки. Щенок торопливо плюхнулся на зад, взлаял, но, конечно, долго не усидел – тут же вскочил и бросился лизать лицо. Сварог тщетно уворачивался, приговаривая: «Тихо, тихо, Акбар, сидеть!», – но туманная полоса улетучилась наружу.
Борн все ж таки отыскал комбинацию заклинаний, позволяющих держать неугомонного Акбара на своеобразной магической привязи – увы, несовершенной, но в данном случае привередничать не приходилось. Однако пока сажать щенка на «цепь» Сварог не хотел: пусть порезвится.
Он распахнул створку окна: до иллюминаторов здесь еще не додумались. «Божий любимчик» уже покинул пределы Хелльстада и шел на всех парусах вниз по течению. По обе стороны тянулись зеленые равнины, перемежаемые кое-где поросшими лесом округлыми холмами; река была пуста. На палубе меланхолично позванивали струны виолона, и кто-то лениво напевал старинную балладу «Былые годы Сегулы»:
Вдруг песня оборвалась. На палубе забегали, началась суета. Дважды коротко свистнула боцманская дудка.
Сварог выскочил на палубу. Акбар мирно лежал у мачты, обстоятельно догладывая кость от здоровенного окорока. Кок Мышиный Соус, на сей раз ничуть не обратив внимания на очередную реквизицию его запасов, вместе с другими стоял у правого борта. Моряки возбужденно орали, пихая друг друга локтями, вытянув руки, указывали друг другу куда-то.
Сварог отыскал свободное местечко у фальшборта, достал подзорную трубу, выменянную у судового плотника на десяток серебряных звездочек из шаура (стрелять пришлось в подушку).
На небольшом расстоянии от реки, заметно отставая от «Божьего любимчика», но двигаясь параллельным курсом, скользило над землей нечто странное. Черный прямоугольник плыл в воздухе, волнообразно, плавно, едва заметно выгибаясь, а над ним, словно прикрепленный невидимым шпеньком к определенному месту этой непонятной штуки, висел белый шар, и на его боку, обращенном к кораблю, немигающе пялился глаз – без век и ресниц, с желтой радужкой и белым кошачьим зрачком. Зрачок то сокращался, то разбухал. Сварогу почудился в этом некий ритм, и тут же кто-то вырвал у него трубу.
– Осторожнее! – сказал штурман Борн. – Не стоит смотреть на него слишком долго. Значит, они продвинулись дальше… – В его голосе звучала тоскливая обреченность.
– Кто? – спросил Сварог.
Штурман промолчал. Свистнула дудка, на реях перекликались матросы. «Божий любимчик» ощутимо
