присаживаясь на корточки, чтобы то же самое сделать и с туфлями.
– С чего ты решил?
– А он ни одного шага не сделает, не просчитав выгоды. Будь внимательна, детка моя, он не посчитается ни с чем и ни с кем.
– Мне с ним, к счастью, делить нечего, – отмахнулась она. – Все, я иду спать, и до обеда меня даже не трогать – убью!
...Все вроде бы пришло в равновесие – Марина с Малышом жили вместе, проводя друг с другом столько времени, сколько позволяли дела, но даже во время заседаний и деловых встреч он ухитрялся позвонить ей, чтобы просто услышать голос, просто сказанное в трубку «Алло!». Впервые за несколько лет они вдвоем встретили Новый год, сидя у камина на белой медвежьей шкуре и любуясь отблесками пламени на стенах темной каминной. Коваль все еще боялась поверить в то, что все это вернулось и никуда больше не денется, не исчезнет, едва только она проснется. Даже Хохол старался ничем не нарушить блаженного состояния расслабленности и счастья, которые сквозили буквально в каждом Маринином движении, в каждом жесте и взгляде. Она действительно была счастлива почти как раньше, как в первый год совместной жизни, как и в последующие годы, когда Малыш постоянно был рядом.
Отдыхать, к сожалению, никуда не поехали – врач запретил Марине резко менять климат, а в Англию возвращаться она отказалась наотрез. Егор не стал настаивать, пообещав, что уж летом обязательно повезет жену на море.
Коваль занималась делами команды, организовывала сборы, почти каждый день ездила на стадион, наблюдая за тренировками в компании Комбара и Хохла, иногда к ним присоединялся Колька, и у Марины постоянно чесался язык спросить у него про намерение жениться. Но всякий раз, стоило ей только открыть рот, как тут же она натыкалась на предостерегающий взгляд Хохла и умолкала.
Женька вообще стал молчаливым и каким-то... странным, чужим, словно и не было у них ничего, словно он всегда был только охранником, не больше. Стас Логинов даже предложил Марине отозвать Севу и Гену, мотивируя это тем, что при наличии рядом такого телохранителя, как Хохол, нет смысла платить деньги еще двум лбам, которые почти ничем не заняты. Но Марина привыкла к ним, не хотела отпускать, да они и сами не особо рвались менять место работы. Куда как приятнее, наверное, охранять не особенно здоровую и не очень уж проблемную в общении женщину, чем какого-нибудь банкира с запросами или еще кого-то в этом же роде. Тем более что их обязанности были сведены Хохлом к минимуму, он все предпочитал делать сам, поручая им только незначительные мелочи. Это все было слишком уж хорошо, чтобы длиться долго...
В конце января к Марине вдруг неожиданно нагрянул Бес – как обычно, с цветами и комплиментами. Она только что вернулась из салона, пребывала в отличном настроении и вообще любила весь мир, но у Гришки было другое мнение по поводу любви. Он плюхнулся в кресло в гостиной, развалился как у себя дома и начал нести какую-то чушь. Коваль слушала вполуха, думая, как бы отделаться от него до приезда Егора, не очень ей хотелось, чтобы они встретились.
– ...и вот я тебе предлагаю – уступи-ка мне часть своих заведений, куда тебе столько? – вплыл в ее сознание голос Гришки, и Марина аж в кресле подскочила:
– Это еще что за базар? Как это – уступи?
– Не ори! – отрезал он, закуривая и внимательно на нее глядя. – Ты ведь умная девка, Наковальня, подумай – тебе разве надо, чтобы о том, что твой муж жив, узнали журналисты? Так ведь и до кичи недалеко.
– Что?! Ты что несешь, болезный? – взвилась она. – Какой муж?!
– Тихо, тихо! Не кипешись! Обыкновенный, дорогая, – Егор Малышев, Малыш то есть. – Бес вперил в нее свои карие зенки и сверлил взглядом, стараясь вывести из себя. – Вы что же, уроды, думали, что я собственного брата не узнаю? Не считайте других дурее себя! Я ж вырос с ним вместе, мы до шестнадцати лет вообще не разлей вода были – мне ли не знать его привычек? Да, он морду перекроил себе, но голос, взгляд, походку – это невозможно спрятать или изменить за такой короткий промежуток времени. И потом – он очень постоянен в своих связях с женщинами, а уж тебя, Наковальня, не оставил бы под страхом смерти, все равно нашел бы возможность быть рядом.
Марина ошеломленно молчала, пришибленная этим монологом. Вот это разложил! Говорила она Егору, так нет...
– Ну, что молчишь, красавица? Еще одна просьбишка у меня к тебе, – закурив, продолжил Бес, явно наслаждавшийся Марининой растерянностью. – Местные менты хотят прикрыть один из клубов Макара, а заведение очень хороший доход приносит. Как не помочь брату, да? Договариваться будем? Или начнем интервью давать?
– Тебе никто не поверит, – это было единственное, на что оказался способен ее мозг.
– Да что ты?! – искренне удивился Бес. – А я подстраховался, вот, смотри, – и он вынул из кармана пачку фотографий, небрежно бросив ее на стол перед Мариной. – Смотреть-то будешь или Малыша подождем? Хотя я бы лично не стал – очень уж сюжеты скандальные.
Она взяла фотографии со стола и стала рассматривать. Да... этого хватило бы, чтобы утопить ее и уничтожить и так небезупречную репутацию... а заодно и доказать, что изображенный на фотографиях строительный магнат Грищенко и погибший Егор Малышев – один и тот же человек. Не зря ее предупреждали, что у Беса есть специалисты в любой области, вот и камер насовать во все углы татами-рум кто-то удосужился. Очень четкие, качественные фотографии, почти художественные – Коваль и Малыш, занимающиеся любовью...
– Красиво, да? – усмехнулся Бес, выпуская в потолок колечко дыма. – Ты могла бы сниматься в порно, дорогая, тебе не кажется? У тебя данные!
Она бросила снимки обратно на стол и подняла на Гришку глаза:
– Ну, ты и сволочь! Ведь это же твой брат, как ты можешь...
– О, заговорила! – захохотал он. – Дело не в брате, а в тебе – мне нужны твои связи, а не его. И именно тебя я смешаю с пылью, если что.
– Если что? – раздался в прихожей голос Егора.
Он вошел в гостиную, обнял Марину за плечи, поцеловав в макушку, и только потом соизволил заметить Беса:
– У нас, смотрю, незваные гости?
– Так приходится самому навязываться, ты ведь не приглашаешь, братишка, – осклабился Бес, вставая и протягивая Егору руку. – Думал, я тебя не узнал? Узнал, ведь не чужие.
– Что ты хочешь от моей жены? – игнорируя и протянутую руку, и слова о родстве, спросил Егор.
– Это наши с ней разборки, ты ни при чем.
– Нет, в моей семье не бывает не моих разборок. Я слушаю тебя.
– Прекрати, Егорыч, не бери на голос, я уже не мальчик, не боюсь. – Глаза Беса сузились и злобно заблестели. – Твоя жена отлично знает правила нашей игры – «смотрящий» всегда прав. Я и так не особо ее напрягаю, все же родственница, но сейчас мне нужны деньги и помощь.
– Так дело в этом? – спокойно отозвался Егор. – Сколько тебе нужно?
– Так не пойдет, – отрезал Бес. – Мне не нужны ТВОИ деньги, я не беру в долг и не принимаю пожертвований. Пусть твоя красотка подумает как следует, взвесит все и приедет ко мне с ответом. Картинки тебе оставлю – полюбуйся, там не только ты, там еще и ее охранник.
Марина дернулась и уставилась на Беса:
– У тебя что, своих связей недостаточно? Хочешь сказать, что не прикормил никого из милицейского начальства?
– Это не твое дело! – отрезал он. – Я сказал – мне нужна твоя помощь.
– Я не стану помогать Макару.
– Считай, что это лично мне! – заржал Бес, поднимаясь из кресла. – И думай хоть иногда, что и кому говоришь. Прикажу – и взасос с Макаром целоваться станешь!
Высказавшись, Бес поднялся из кресла и пошел к выходу, на пороге гостиной обернувшись и причмокнув губами, глядя на Марину:
– Ох, так бы и съел тебя, красавица! Ну, желаю счастья!
