выбравшийся из кустов, подбежал к ней и прижался к ее ногам. Ника рассеяно потрепала его лопоухую голову:
— Умный пес и совсем не балда… умный… — бормотала она.
Крестьяне заметили их, и теперь глядели в сторону монахини и собаки с какой-то надеждой. Ника подошла к ним.
— Вседержитель вам в помощь, добрые люди, — поприветствовала она их, не решаясь и не желая смотреть на то, что лежало на земле перед ней.
— И вам того же, милосердная сестра, — ответили они на ее приветствие, и вернулись к прерванному спору.
— Да не было такого никогда, чтобы он нападал, — близоруко щурясь на Нику подслеповатыми, выцветшими глазами, прошамкал запавшим ртом, старик.
Из-под линялого капюшона драного короткого плаща торчали редкие седые волосы.
— Отродясь такого не было в наших краях, — говорил он волнуясь Нике, будто ожидая от нее поддержки.
— Порождение демонское всегда им и останется, как бы ни лукавило это отродье, — хмыкнул его собеседник, молодой горбатый мужчина, упрямо смотря на старика.
Длинные сальные волосы, обрамляли лицо с волевым подбородком. Теплая шерстяная туника, одетая поверх рубахи, была подпоясана кожаным поясом, за который был заткнут топор.
— Это ваша собака? — спросила его Ника, испытывая к нему невольное уважение.
Горбун не вызывал жалости и не давал ни малейшего повода к ней, более того, Нике казалось, что она была бы оскорбительна для него и вскоре об его ущербности, как-то забывалось. А его лицо с твердым прямым взглядом, широкие плечи и сильные руки, внушали уважение. В приграничье все от рождения воины. Горбун рассеяно взглянул на пса.
— Я не знаю с чьего двора может быть эта собака. Прежде, я ее тут не встречал… это рано или поздно должно было случится. Оборотень, он и есть оборотень. Можно ли верить словам того, чья природа изначально алчет крови…
Ника отвернулась, смотря в сторону кустов, среди них и у подножья деревьев белели пятна снега, мокрого и грязного. «Что это за место такое, что здесь повылазила вся нечисть?» — с тоской подумала Ника. Пес, преданно глядя ей в глаза, заскулил.
— Я иду в деревню, — решительно объявил старику горбун. — Его нельзя оставлять здесь и тебе придется сторожить, пока я не приведу людей.
Не дожидаясь согласия старика, горбун пошел вниз, к деревне.
— Это не может быть он, говорю тебе… — сипло крикнул ему в спину старик. Глаза его слезились. — Ты что же, хочешь лишить нас надежной защиты? Забыл, как мы, почти, каждый день отбивали нападение орков, а варвары постоянно крали наш скот…
— Один раз мы были глупцами, поверив в его небылицы. Больше такого не повториться. Мы не должны и дальше покрывать зло. Мало на нас лежат грехов, сможем ли теперь отмолить еще и этот?
Что говорил он дальше уже ни старик, ни Ника не слышали — горбун исчез за поворотом тропы.
— Безумец! — бормотал старик в бессильной попытке остановить его. — С кем вознамерился тягаться? Ох-хо… Настают последние времена… Что с нами всеми теперь будет? Раскрой, Вседержитель, этим неразумным глаза.
Только Нике было не до жалоб старика: она, все-таки невзначай, взглянула на то, что лежало у ее ног на земле, и упала в обморок.
Очнулась от того, что ее щеки гладило что-то теплое и шершавое. Над нею раздался недовольный голос старика:
— А ну, пошел отседа… Ну, кому говорят…
И когда кожу ее щек начали растирать мерзлыми крупицами снега, она, от неожиданности, взвилась, тут же схватившись за голову. Видимо, упав, она здорово приложилась о землю затылком. Ника осторожно села. Поодаль сидел пес.
— Не надо больше… прошу… — слабо запротестовала она, отклоняясь от рук старика с полными пригоршнями грязного снега.
— Не надо, говорите, а сами бледны ровно смерть. Я-то уже наловчился приводить в себя обморошных, после того, как моя сноха Амелия все время хлопалась без чувств, когда носила моих внуков. Я ее тогда, то водичкой отолью, то снежком ототру…
«Дурак, какой-то! — рассердилась Ника, отодвигаясь от него еще подальше. — Не видит разве, что перед ним монашка».
— Нет… знаете… не надо меня больше тереть. Я посмотрела на… отца Фарфа и вот…
— А, я что говорю… — оживился старик, выбросив снег и вытирая руки о свой драный плащ. — Уж на что Амелия ловко потрошит свиней, что бы из их кишок делать кровяные колбаски, а падала, бывало, от одного вида раздавленной крысы, или от того, как корова телилась… а у отца Фарфа, вишь ты, сердце вырвано, да все косточки переломаны…
Зажав рот ладонями, Ника быстро переместилась к кустам и там, кое-как поднявшись на ноги, скрылась в них подальше от старика.
Пес, виновато опустив голову, потрусил за нею. Прислонившись к гладкому стволу березы, Ника по нему сползла на землю. Пес лег рядом и она положила ему ладонь на голову. Ей стоило бросить всего один взгляд на останки священника, чтобы образ его изуродованного тела, ярко и четко отпечатался в ее сознании.
Как все паршиво! Бесчувственная Айвен, ходячее проклятие Репрок, убийство священника, оборотень. Все это, нехорошей кучей свалилось на нее. И она, обязана эту кучу разгребать? И почему у нее такое чувство, что убийство священника предупреждение ей, лично. О чем? Плюнуть на все и уехать отсюда, но Айвен…
Какой ужасный день и как же ей плохо. Ника бездумно глядела в небо, видневшееся в просвете переплетения ветвей. Сможет ли она, теперь одна, вывести отсюда Айвен? «Могу… не могу… могу… не могу», — твердила про себя Ника, словно гадала по ромашке, глядя на блеклый, серый клочок неба и вдруг резко села. Пес поднял голову от лап, не сводя с нее тревожного взгляда. Нижние ветки вязов и берез были обломаны и валялись у их подножия на мерзлом снежном насте.
Только сейчас почувствовав, как у нее замерзла поясница, Ника поднялась и шагнула к дереву. Так и есть, несколько веток, не обломанных до конца, остались просто висеть. Она шла, задрав голову, разглядывая деревья у которых были начисто обломаны нижние ветви, пока над нею не навис густой шатер, ничем не потревоженных крон. Здесь было темно из-за плотно переплетенных ветвей.
Рядом, зарычав, залаял пес. Посмотрев на него, она увидела, что он обнюхивает широкий след темной обнаженной земли с которой сняли верхний травяной покров, перемешанный с палыми листьями и иглами хвои. И этот широкий след земли обрывался так же неожиданно, как и сломанные ветви деревьев, что начинался там, где он заканчивался. Они, словно, продолжали друг друга.
Пес обнюхивая сырую землю, вздыбил шерсть на загривке. Было похоже на то, словно некто, устав волочь тело по земле, взмыв с ним в воздух, пронесся ломая ветви и швырнул тело Фарфа оземь там, где его сейчас и нашли. «Отлично! — хмыкнула Ника — Не хватало нам, до кучи, еще и летающего оборотня. А может у него такой «аховый» прыжок. Как в сказке про серого волка, который прыгал через поля, леса, реки и, даже, горы…».
— Как, думаешь, мог оборотень с отцом Фарфом в зубах покрыть такое расстояние в прыжке?
Пес беспокойно переступил, сел судорожно облизнувшись, всем своим видом показывая, свое отношение к подобному предположению.
— Вот и я думаю, что не мог. Да и зачем? Скушал бы его на том же месте где напал и все дела. Пойдем посмотрим, откуда беднягу Фарфа волокли…
Пес тут же сорвался с места и потрусил по темной полосе взрыхленной земли. Носком башмака Ника уложила ком земли с торчащим пучком пожухлой травы обратно в ямку откуда он был вывернут, и прибив его деревянной подошвой, пошла за трусившим впереди, псом.
— Могу… не могу… — все бормотала Ника, пока не остановилась, глядя на дохлого мула со свернутой на бок головой, и огляделась. — А знаешь, кто у нас отличный летун и передвигается только по воздуху? —
