самое касается и тех, кого невозможно отыскать…
С этой мыслью Кэролайн взглянула в сторону конюшни.
По причине дождя сегодня на верховую прогулку никто не выезжал, и конюхи сейчас наверняка в оранжерее, помогают мистеру Грину. Так что можно урвать блаженные и столь необходимые минуты одиночества – только она и лошади.
И, приподняв юбки повыше, Кэролайн побежала под дождем через двор.
К тому моменту, когда она достигла дверей конюшни и проскользнула внутрь, платье на ней сильно промокло, тело пробирала мелкая дрожь. Но ее тотчас же окутало тепло и крепкие деревенские запахи. Она с улыбкой взглянула им струйки пара, поднимающиеся от ее мокрого рукава.
– Привет, – раздалось вдруг за спиной.
Чувствуя, как подпрыгнуло сердце, Кэролайн обернулась и обнаружила Дрейтона, полуприсевшего на колесо кареты. Его ноги, обутые в высокие сапоги, были скрещены, руки – сложены на груди. Жилетка и галстук отсутствовали, и в широко распахнутом вороте белой рубашки виднелись завитки темных волос.
– Что ты здесь делаешь?
– Прячусь, – усмехнулся Дрейтон, открывая ей навстречу объятия. – А тебя каким ветром сюда занесло?
Прильнув к нему и обвив руками шею, Кэролайн улыбнулась:
– Я тоже решила спрятаться.
– Ты выглядела, сильно расстроенной, когда вошла.
– Ты знаешь, я, наверное, заору благим матом, если снова услышу «настоящие леди так не поступают» или «хорошая хозяйка обязана…».
– А существует ли вообще что-нибудь такое, что «настоящим леди» позволено делать?
О Боже!.. Когда на его губах появляется эта бесподобная усмешка…
Запустив пальцы в его волосы, чувствуя, как ее сердце наполняется счастьем, Кэролайн ответила:
– То немногое, что мне позволено, находится на грани пытки. Например, сегодня утром леди Обри заставила меня более получаса вышагивать по коридору, удерживая на макушке книгу.
– Да, наверное, это было невероятно мучительно.
– Да не то чтобы очень…
Хотя каждый раз нагибаться за то и дело падающей книгой было довольно утомительно.
– А еще она утверждает, что покрой моих платьев слишком оригинален, чтобы подобные наряды можно, было считать приемлемыми.
– Но я надеюсь, ты ей не поддашься и останешься, верна своему стилю?
Кэролайн улыбнулась:
– Дрейтон, я устала от всего этого. Моя жизнь становится просто невыносимой!
– У тебя вызывают недовольство лишь эти правила, которых приходится придерживаться?
– Недовольство? – Она выгнула бровь. – С недовольством я рассталась еще три дня назад, и с тех пор мои чувства переросли в настоящее негодование.
– Ничего, Кэролайн, все будет в порядке. Я тебе обещаю.
– Нет, будет только хуже, – возразила она, смакуя собственный пессимизм. – Клянусь Богом, я дам согласие первому же более-менее подходящему жениху, который подвернется мне в Лондоне. Лишь бы избавиться от этой мегеры.
– Не делай этого, – попросил Дрейтон, целуя Кэролайн в кончик носа. – Если леди Обри столь несносна, то я потребую, чтобы и она, и ее свора немедленно собирали вещи.
– Вообще-то она пытается нам помочь, – признала Кэролайн, уже несколько сожалея о своей резкости. – И делает это так, как умеет, в присущей ей чопорно-консервативной манере.
– Нет-нет, – помотал головой Дрейтон. – Продолжай ее ненавидеть. Мне приятно осознавать, что к кому-то другому ты испытываешь большую неприязнь, чем ко мне.
Засмеявшись, Кэролайн дернула его за волосы.
– Я не испытываю к тебе ни малейшей неприязни.
– В самом деле? – улыбнулся он. – Черт! А я так старался.
– Не сомневаюсь, – подыграла она. – Поэтому я решила ограничиться тем, что просто не буду тебя любить.
Его глаза сверкнули, улыбка стала еще шире.
– Что ж, я согласен… Мне каждый раз очень приятно вспоминать, как ты бездушно и эгоистично меня используешь.
– И ты, конечно же, с радостью позволишь мне использовать тебя вновь? Прямо здесь и сейчас, если я захочу?
– Разумеется… Со мной ты быстро забудешь о всех своих огорчениях и негодованиях, – сказал он, прижимая ее бедра к своим.
Чувствуя, как его восставшее естество упирается ей в живот, как все ее существо трепещет в
