Жорж. Не скроются? А пять лет тюрьмы?.. Ты что, рехнулась?
Вероника. Они, не скроются, потому что они невинны.
Жорж. Только что ты уговаривала меня, чтобы я бежал, потому что я виновен. Женская логика! Если тебя послушать, то все преступники отправятся на рыбалку, а все невинные заплесневеют в тюрьмах.
Вероника. В общем, оно так и есть.
Жорж. Глупости, мышонок! Вы просто не хотите помочь своим.
Вероника. Ты увидишь, что будет, когда их арестуют.
Жорж. Вижу заранее. Плакаты, митинги, демонстрации. А эти двое за решеткой. Дурак я! Лезу в волчью пасть, чтобы их предупредить, а вам, оказывается, это весьма не на руку. Вы хотите совсем другого. Вам на них наплевать. Почему я хотел их предупредить? Меня сейчас тоже схватят. Чувство товарищества.
Что ты делаешь?
Вероника
Жорж. Может быть, его разговоры подслушивают?
Вероника. Это не имеет значения.
Жорж. Алло, Дюваль?.. Слушайте хорошенько. Вас схватят завтра. Самое позднее — послезавтра. По всей вероятности, вас засудят. У вас нет времени даже уложить чемодан. Бегите! Сейчас же!.. Что? О!..
Вероника
Жорж. Нет, я теперь все понял.
Вероника. До свидания.
Жорж
Вероника. Ты никогда еще не сидел в тюрьме.
Жорж. Не сидел, но я поэт. Я могу себе представить. Мне кажется, что я уже в одиночке. Да знают ли они, что из тюрьмы половина выходит с чахоткой?
Вероника. Дюваля арестовали в октябре тридцать девятого. Он вышел в августе сорок четвертого. Нажил чахотку.
Жорж. Тогда он сумасшедший!
Вероника. Нет, Жорж. Он — как ты: он хочет спасти то, что ему дорого.
Жорж. Дорого ему или вам?
Вероника. Ему, мне, нам. Тебе дорога только твоя шкура, и ты хочешь ее спасти. Это естественно. А у Дюваля — его партия, его борьба, его читатели. Это для него жизнь. Если он хочет спасти все, что ему дорого, он не может бежать.
Жорж
Вероника. Не понимаю...
Жорж. Ему захотелось тернового венца, вы будете ему аплодировать, а что будет со мной? Я окажусь изменником, доносчиком, шпиком...
Вероника. Ты можешь...
Жорж. Нет, не могу. Меня свяжут, положат на кровать; полицейские по три раза в день будут меня лупить. Чтобы перевести дух, они будут время от времени спрашивать: «Дашь показания?» У меня распухнет голова. Я буду думать об этих двух мучениках. Мне придется терпеть, потому что они захотели сохранить свои белоснежные ризы. А если я не выдержу, вам это и нужно. Без Иуды нет Христа. Ты думаешь, Иуде было легко? Я его понимаю. Но допустим, что я все выдержу, что же я получу в награду? Плевки. Твой отец будет печатать свои фальшивые разоблачения, а твои друзья будут праздновать оправдание Дюваля и позорный финал лже-Некрасова. Все меня хотят разыграть, как ребенка.
Вероника. Не думаю.
Жорж. А, черт! Я должен был застрелиться у тебя на глазах. Это твое счастье, что у меня не хватает смелости.
Вероника. Уходи, Жорж, пора!
Жорж
Ты должна чаще улыбаться: это тебе идет.
Вероника. Я улыбаюсь тем, кто мне нравится.
Жорж. Я не могу тебе нравиться. Ты мне тоже не нравишься.
Вероника. Ты ведь знаешь, что...
Жорж. Замолчи!
Вероника
Жорж. Найди кого-нибудь. Пусть меня спрячут. Завтра я тебе дам интервью.
Вероника. Опять интервью?
Жорж. Ты что, не хочешь?
Вероника. Но...
Жорж. Какой заголовок! «Исповедь Жоржа де Валера. Как я сделался Некрасовым».
Вероника. Жорж!
Жорж. Меня нужно спрятать на две недели. Вы сможете фотографировать меня во всех видах, с повязкой и без нее. Я теперь знаю всех этих Палотенов, Нерсья, Бунуми. Мои разоблачения будут неопровержимы.
Вероника. После первой же статьи они пришлют полицию в редакцию. Если мы откажемся тебя выдать, они объявят, что все это выдумка.
Жорж. Ты думаешь, они посмеют меня арестовать? Я слишком много знаю. В конце концов... если они будут настаивать, дай им мой адрес. Вы мне надоели с вашими мучениками. Я сам могу быть мучеником. Ну что, ты согласна?