наиболее неподходящие для пешего места. И вот сейчас приходилось уделять гораздо больше внимания не тому, что вокруг, а тому, что под ногами. Напряжение росло.
Рахманин никаких вопросов оперу не задавал — перед выброской они и так просидели два часа, изучая местность по карте и по рассказам тех, кто здесь уже бывал, — весьма приблизительным, впрочем, никто ведь не ходил именно этой трассой, и местность описывали в самых общих чертах.
Слева виднелось удобное место — как для прохода людей, так и для проезда машин. И полковник красноречивым жестом отправил Кешу на место Уланова, в голову колонны. Тот двинулся вперед совсем уж медленно, уставя глаза в землю…
Он не был, строго говоря, сапером по основному раскладу — но у него давным-давно обнаружилась склонность именно к минно-взрывному делу. У каждого свои таланты: Уланов, к примеру, был незаменим в разведке и боевом охранении, он как-то ухитрялся за версту учуять двуногую опасность; Доронин, так уж случилось, осваивал необходимые в работе иностранные языки быстрее всех; Антон, несмотря на свои габариты, в рукопашке был сноровистее иных, более щупленьких. И так далее. У каждого рано или поздно проявляется
Первую мину Кеша обнаружил буквально через минуту — именно на той трассе, которой двинулся бы человек недостаточно опытный или беспечный, таилась хорошо замаскированная
Ниточку обозрели на всем протяжении, выяснили, к чему она прикреплена с обеих сторон, и, разумеется, оставили в покое, аккуратненько обошли. Точно так же обошли и обозначившийся поперек дороги проводок — уже классическую натяжку, присобаченную к чуточку переделанной «черной вдове», солидной противопехотной мине, плевавшейся картечью на приличное расстояние и с нехилым «веером охвата».
Также обнаружились не оригинальные, но весьма поганые сюрпризы, без сомнения, заимствованные супостатами из давнего вьетконговского опыта. Из гранаты выдергивается чека, после чего граната аккуратно обмазывается грязью толстым слоем. Когда скорлупа засохнет, гранату бережно укладывают во влажную или рыхлую землю и маскируют. Под ногой идущего корка лопается моментально, последствия понятны…
Именно такими «кощеевыми яйцами», числом не менее четырех, была украшена трасса, годная для проезда машины. А машина здесь побывала: удалось высмотреть еще один отпечаток протектора, как две капли воды похожий на тот, первый.
Вслух это не обсуждалось, но Рахманин все более склонялся к мысли, что ловушкой, камуфлетом, ложной целью здесь и не пахнет: очень уж тщательно место окружили многочисленными минами, установленными четырьмя разными способами. Не хватало разве что «дистанционок», реагирующих на присутствие человека, — на звук шагов, на металл оружия, на электроемкость тела и все прочее, от чего избавиться физически невозможно. Однако после скрупулезных поисков Кеша заявил со всей уверенностью, что отыскал несомненные следы от подставок-треног и прочие признаки, свидетельствующие неопровержимо: не так давно на подступах к схрону были установлены и «дистанционки»,
А там обнаружилась и цель похода: этакое мини-ущелье, скорее даже распадочек, шириной метров пятьдесят, меж двумя отвесными склонами, покрытыми буйной жесткой зеленью, а местами и серыми пятнами скальных выходов. Уланова с Дорониным полковник отправил наверх, бродить дозором вокруг, а сам огляделся, стараясь не делать без нужды резких перемещений.
Ребус был не особенно и головоломным: следовало прикинуть, где он сам оборудовал бы схрон. С учетом того, что к нему и машина должна была подруливать беспрепятственно — она ведь тут побывала, в распадке еще следы протекторов отыскались.
Набралось целых четыре
Искомое обнаружилось не на отвесных склонах, а на земле — у самой скалы Антон высмотрел едва различимые следы протекторов, четкие и глубокие, выглядевшие так, словно неизвестная машина подъезжала впритык к склону, и была она, похоже, очень тяжело нагруженной.
Местечком занялись всерьез. Скоро обозначился результат, недвусмысленные детали, которые можно было узреть, только приблизившись вплотную. На склоне была растянута маскировочная сеть, мастерски покрытая искусственной зеленью, практически неотличимой от реальной травы и длинных плетей какого-то местного вьюнка. Судя по исполнению и реквизиту, работали весьма опытные люди, вбухавшие в маскировку уйму трудов и недешевых имитаторов, определенно импортных. Это автомат можно смастерить на коленке, в какой-нибудь сельской мастерской, он будет пакостным, но стрелять кое-как способен. А вот подобную высококлассную маскировку способно производить только государство, и далеко не всякое…
Все, кроме Кеши, оттянулись подальше от этого интересного местечка, и Кеша остался перед ним один. Наступил миг неизбежного профессионального цинизма: случись что, пострадает один-единственный, а если под взрыв попадут другие члены группы, это будет попросту нерационально, бессмысленно, глупо… Жестокая алгебра войны: рисковать обязан кто-то один, это именно его обязанность, никакого гуманизма и боевой дружбы, не тот случай.
По времени Кешины осторожные изыскания у маскировочной сети продолжались всего-то минут восемь. Как частенько бывает, наблюдателям это время показалось добрым часом…
В конце концов Кеша, с чем-то там повозившись, выпрямился, помахал рукой и продемонстрировал нечто — при ближайшем рассмотрении оказавшееся снятым обрывом от очередной «черной вдовы». Только тогда они приблизились.
И сноровисто занялись делом, в темпе рассекая ножами маскировочную сеть, сворачивая ее в рулон справа налево, ничуть не стремясь сохранить все в целости. Вовсе не требовалось потом приводить маскировку в прежний вид. Задача еще в Москве была поставлена недвусмысленно: накировскую банду, исходя из текущего момента и условий игры, следовало взять в жесткую прессовку и гнать, гнать, гнать, не давая передыху. Кого удастся — взять живым, прочих истреблять на месте, выявленные явки громить, обнаруженные тайники и схроны уничтожать, не опасаясь себя выдать. Охота загоном, как говорится. Чтобы курбаши занервничал, заметался, не мог уже воспользоваться спаленными блатхатами и схронами, а тех, что пока не сгорели, подсознательно опасался. Точно так когда-то поступали китайцы во время «великого истребления воробьев», птицам попросту не давали сесть на землю, чтобы отдохнуть, пока они не сыпались с неба замертво…
Кто-то присвистнул, и было отчего, интересная вещь обнаружилась: вместо обычного лаза, невеликого, чтобы только человеку на карачках протиснуться, открывался самый настоящий дверной проем, примерно совпадавший размерами с обычным, квартирным. Ну да, и дверь, закрытую на два стандартных шпингалета, сверху и снизу, явно не своими руками смастерили, а стырили где-то на стройке. Обычная дверь, разве что завешенная поверху огромным куском полиэтилена.
Полковник машинально отметил: по его наблюдениям, здесь вряд ли отыщется запасной выход, повсюду скала, в которой пришлось бы пробивать лаз так долго, что проще выбрать другое место. Нет запасного выхода, самый натуральный дверной проем, определенно бывший естественный вход в небольшую пещерку. Ага, сбоку и сверху естественный контур входа надежно заложен кирпичами и булыжниками, валявшимися, видимо, тут раньше и скрепленными теперь самодельным бетоном. На совесть работали, вбили массу трудов, что-то (тот же цемент) возили, скорее всего, на машине.
Ничуть не похоже, что это схрон, то есть место, обустроенное для долгого потайного пребывания людей. Больше всего походит на
Шпингалеты открыли со всеми предосторожностями так, словно они были отлиты из тончайшего стекла и лопнули бы от грубого прикосновения. Привязали к ручке (и ручка была, да, самая обыкновенная, из магазина хозтоваров) шнур, рассредоточились по обе стороны от входа. Дернули как следует, как в известной сказке: потяни, внучка, за веревочку, дверь-то и откроется… Открылась. И никакого взрыва не
