томатного соуса создавали на белой юбке потрясающую цветовую гамму. Алка не удержалась и прыснула. Девица обернулась, подозрительно оглядела позади себя оживленные лица, изогнулась, чтобы осмотреть себя сзади, и опрометью бросилась в туалет.
— Ну вот, теперь мы можем спокойно идти в гостиницу. Минут сорок она из туалета не выйдет. Пока застирает юбку, пока ее высушит.
В гостинице, в чистом тихом номере, Алка наконец решилась расстаться с драгоценной фотографией.
— Ну, Пауль, что вы нам можете сказать про эту фотографию?
— Фотография старая, вне всякого сомнения, похоже, что довоенная. Как она попала в бабушкин дом, не совсем ясно.
— Мы нашли ее под половиком. Естественно, она не могла там пролежать долго.
— Ее туда Петюнчик положил, — уверенно высказалась Алка.
— А что? Его привезли туда бандиты, он выбрал момент, достал из какого-то тайника эту фотографию, а потом спрятал ее под коврик, чтобы врагу не досталась. А нам оставил знак, в виде фантика от конфеты «Каракум».
— А как он узнал, что в бабушкином доме есть тайник? — недоверчиво спросил Пауль.
— Он же в детстве жил тут у бабушки.
— Точно ли этот дом?
— Точно, — твердо ответила Надежда. — Там у них дома, в Санкт-Петербурге, есть фотография этого дома, и Петюнчик маленький там с бабушкой сфотографирован.
Алка издала какой-то странный звук, похожий на всхлип.
«Так тебе и надо, — подумала Надежда. — Теперь будешь интересоваться внутренней жизнью своего мужа, о детстве его расспрашивать, старые фотографии рассматривать с ним вместе».
— Ну, что я могу сказать? — Пауль пристально рассматривал фотографию. — Окно без стекла и старинная средневековая кладка… XIII или XIV век. Первое, что приходит на ум, это монастырь святой Бригитты в Пирита. Там, конечно, одни стены, но окон в них хватает. Построен монастырь в XIV веке датчанами.
А я пойду завтра в библиотеку, посижу там, подумаю.
— Как-то все же сомнительно. Зачем бы Петиной бабушке эту Библию в средневековые развалины замуровывать? — недоумевала Алка.
— Алка, мне за тебя просто стыдно! — не удержалась Надежда. — Фотография довоенная, значит, вовсе не бабушка это фотографировала. И, тем более, не она Библию замуровала. Она вернулась в Эстонию в 1952 году, очевидно, кто-то из родственников Юкскулей был еще жив и передал ей информацию. А Юкскули были люди неглупые и дальновидные, понимали, что нельзя такую ценную вещь ни в городской квартире, ни в сельском деревянном доме прятать, потому что всякое может случиться — дом сгорит или бомбежка. А со средневековыми развалинами что может сделаться? Они с XIII века семьсот лег стояли и еще семьсот простоят, умели строить в XIII веке! А то получилось бы как в детской книжке «На графских развалинах». Там граф старый полный идиот был. У него целый дом был кирпичный, прямо дворец, а он взял и как нарочно все добро в саду закопал под пальмой. Так потом через десять лет, как стали родственники эту пальму искать, так весь сад бедные перекопали. А у твоего мужа родственники очень умные были, Петюнчик и сам с головой, это, наверное, фамильное.
— Логично рассуждаете, — улыбнулся Пауль.
Когда Пауль ушел, подруги занялись попугаем. Кеша явно недомогал. Алка выпустила его из поломанной клетки, покормила, но он поклевал еле-еле, попил водички и уселся Алке на плечо, всем своим видом выражая страдание. Алка встревожилась, посмотрела попугаю в глаза, разгладила перышки.
— Что-то с ним не то…
— Конечно, если играть попугаем как мячиком, то никаких нервов у птицы не хватит.
— Если и с попугаем что-нибудь случиться, то я их разорву в клочья, — сказала Алка, закипая.
— Алка, не волнуйся на ночь, — Надежда кое-как выпрямила прутья в клетке и подвязала веревочкой дверцу, — для того, чтобы разорвать их в клочья, их надо сначала найти. Давай-ка порассуждаем на сон грядущий… Значит, нам надо найти три, если можно так выразиться, вещи: твоего мужа, Библию и бандитов. Муж тебе необходим, мы просто обязаны вернуть его в лоно семьи. Библию надо найти, чтобы, во-первых, ее не нашли бандиты, во-вторых, чтобы доказать Паулю, что она существует, и в- третьих, мне лично охота поглядеть на такую ценную и дорогую старинную вещь. А бандитов хотелось бы найти для того, чтобы восторжествовала справедливость, когда мы напустим на них полицию, чтобы они получили по заслугам и чтобы ты смогла разорвать их в клочья.
— И разорву! — свирепо пообещала Алка. — Только как-то их многовато получается. Ты говорила, что их не больше семи, а тут выходит… — Алка достала блокнот и стала писать: Елена с мужем и Гербертом — три, если допустить, что с собой у них не больше двух подручных, это будет пять… Кстати, а почему не больше двух?
— Это же элементарно, Ватсон. Елена уехала в Таллин одна? Одна, мы с Валькой видели. Герберт иностранец, он мог ехать куда угодно, стало быть, он тоже уехал один накануне. Спутники русские ему ни к чему, только внимание привлекать. Игорь Петрович ехал в машине, вез Петюнчика — это уже двое, в машине четыре места, стало быть, максимум двоих могли они подсадить.
— Ладно, почти убедила. Значит, там было пятеро, потом конкурент номер два — этот рыжий.
— Алка, да он блондин!
— Пускай блондин, с ним был пожилой типчик, что спер у нас голубую папку, в которой, надо сказать, ни черта не было, кроме рецепта абрикосового торта, он зря пропал; еще тот мужик, кого мы сегодня в колодце бадьей успокоили, это будет уже восемь, да еще конкурент номер три, лохматый, с девицей, вымазанной в ананасах.
— Видишь, и ананас пригодился!
— Итого, получается всего десять человек, ужас какой! А нас всего двое, Кеша не в счет, я не могу им рисковать.
— Не горюй, подруга, ты забыла, что двоих мы уже из игры вывели? Значит, осталось восемь, мы с тобой каждая стоим троих бойцов, и потом, нам же помогает Петюнчик! Он подрывает устои врага изнутри, как партизан в тылу врага. У тебя сегодня должно быть прекрасное настроение — ведь мы знаем, что находимся на правильном пути и что неделю назад твой муж был жив и здоров.
— Да, это неделю назад, а вдруг они его за это время уже…
— Прекрати, накаркаешь еще! Давай лучше спать, вон и Кеша уже заснул.
Наутро погода была прекрасная. Город сверкал чисто вымытыми окнами и свежей черепицей на башнях. Рядом с гостиницей старушки торговали букетиками разноцветных васильков. Алка нарядилась в то самое крепдешиновое платье с розами, в котором она понравилась Вале Голубеву. Надежда посчитала, что Алкины розы преследующие их злоумышленники увидят не то что из другого города, а из другой республики, и тоже надела светлое платье без рукавов, ведь день обещал быть жарким.
— Алка, завтракать в гостинице мы не будем, там нас увидят.
— А как же поесть? — заныла Алка. — Я не могу лазить по развалинам на голодный желудок!
Надежда достала кипятильник, который брала с собой в любую поездку по укоренившейся привычке советского человека всегда и во всем полагаться только на собственные силы.
— Вот, держи, тут два пакетика растворимого кофе и полпачки печенья, еще с поезда осталось.
— Это разве завтрак? — заикнулась было Алка, но Надежда не дала ей договорить.
— Ты можешь хоть раз в жизни забыть о еде? Жизнь твоего мужа в опасности, а она думает о завтраке.
— Я не понимаю, чем я помогу Петюнчику, если отправлюсь в Пирита голодная.
Но Надежда просто зашипела, потому что слов у нее уже не было. Пока Алка обиженно хрустела печеньем, Надежда приоткрыла дверь и огляделась. В коридоре в такую рань было пусто, даже горничные еще не пришли.
— Сейчас выходим тихонечко, лифт не вызывай. По лестнице спустимся..
Они прошли по служебной лестнице, какой-то служащий кстати оказался у выхода и открывал дверь
