Стефан Либман сидел в оранжерее в старом соломенном кресле и читал книгу. Он выглядел лучше, чем в их прошлую встречу, но вряд ли этому можно было удивляться — Джонсону приходилось иметь дело с жертвами дорожных аварий, которые выглядели лучше, чем Либман в тот злосчастный день.
— Стефан? — робко позвала сына миссис Либман, словно боялась, что за этим последует взрыв негодования. Однако Стефан, по-видимому, не был настроен взрываться или взрывать кого-либо. Правда, он повернулся к матери с таким выражением мертвенно-бледного лица, что, если бы взгляд мог убивать на месте, та тут же упала бы замертво. Увидев Джонсона, Стефан слегка нахмурился.
— Это мистер… — Миссис Либман вопросительно посмотрела на Джонсона.
— Джонсон, — помог он ей. — Я пришел узнать, как ты себя чувствуешь. — Он повернулся к Стефану.
— Мистер Джонсон пришел по просьбе… Экснеров, — объяснила женщина, сделав при этом красноречивую паузу.
Стефан медленно кивнул и опять углубился в книгу.
— Вы не хотите чаю? — спросила миссис Либман.
Джонсон, как правило, избегал чаепитий в чужих домах, но ему пришло в голову, что это единственный способ отделаться от нее хоть на какое-то время.
— С удовольствием выпил бы, — принял он ее предложение.
Миссис Либман вышла — точнее, выкатилась из кухни, предварительно удостоверившись, что ее сыночек — несомненно, единственный — не умирает от жажды. Бросалось в глаза отсутствие мистера Либмана — существовал ли он вообще когда-нибудь?
— Как дела, Стефан?
Стефан во второй раз оторвал взгляд от книги. Глаза у него были большие и бледные, словно им не хватало жизненных сил для нормальной окраски. Был ли парень действительно слаб здоровьем, или ему это внушили?
— Нормально, — ответил молодой человек, продолжая смотреть на Джонсона. Интересно, узнал он его или нет?
— Представляю, каким это, наверное, стало для тебя шоком.
Ничего не ответив, Стефан вновь углубился в чтение. Джонсон понимал, что действовать нужно осторожно, и тут возникла еще одна трудность. До сих пор все свои собеседования (эвфемизм, заменявший ему слово «допросы») он проводил в качестве полисмена и был официально уполномочен добывать ту или иную информацию. Не было необходимости ходить вокруг да около, обманом и хитростью выуживать из собеседника то, что ему требовалось. Не надо было напрягать извилины.
Теперь же Джонсону приходилось на ходу овладевать этим искусством.
— Что читаешь? — Вряд ли этот вопрос мог вывести сыщика на след, но, по крайней мере, он не отпугивал собеседника.
Стефан поднял книгу с коленей. «Холодный дом».
— А, Диккенс, — понимающе кивнул Джонсон. — Хорошая книга, да?
По-видимому, Либман был согласен, так как кивнул в ответ, прежде чем возобновить чтение. Время шло. С возвращением миссис Либман возможность выведать что-нибудь полезное, несомненно, исчезла бы. Но как приблизиться к защитному ограждению, не приведя в действие сигнал тревоги? С некоторым страхом Джонсон решил сделать еще один шаг вперед.
— Ты, конечно, слышал, что произошло с Тимом?
Стефан резко поднял голову. Это было самое энергичное движение, которое он сделал за все время их разговора, и Джонсон испугался, что все-таки перегнул палку. Стефан довольно долго смотрел на бывшего полицейского; странная безжизненность лица юноши контрастировала с враждебностью, читавшейся в его пристальном взгляде.
— Мне нравился Тим, — сказал он наконец. — С ним было весело.
Он опять уставился в книгу, а Джонсон с облегчением перешел к привычному собеседованию.
— Вы с ним ладили?
— Да, вполне.
— Он не слишком придерживался рабочего распорядка, да?
— Да, он не всегда в рабочее время занимался делом, — улыбнулся Стефан.
— Опаздывал?
— Ну да.
— А в конце дня он уходил рано?
— Иногда. Если удавалось.
— Но это, должно быть, раздражало Гудпастчера?
Улыбка Стефана стала шире.
— Гуди ненавидел его. Прямо раздувался от злости. Мы думали, его когда-нибудь кондрашка хватит.
— Они, наверное, часто грызлись?
— Еще бы! Почти каждый день.
Внезапно Либман умолк, как будто испугался, что сказал слишком много. Джонсон тут же обронил с понимающей улыбкой:
— Точно как у нас. Всегда находится кто-нибудь, кому не угодить.
Помолчав, Стефан протянул «ага» и вернулся к Диккенсу.
Контакт был установлен, и Джонсон боялся, что теперь его нерешительность может все испортить. Молодой человек отвечал на вопросы довольно охотно. Большой прогресс.
— А порой, как я понимаю, Тим задерживался допоздна?
Последовала довольно продолжительная пауза. Стефан не отрывал глаз от книги, но Джонсон видел, что тот не читает. Очевидно, он колебался.
— Иногда, — выдавил он наконец.
— А зачем?
Джонсон надеялся, что столь прямой вопрос выведет Стефана из равновесия и он скажет больше, чем хотел бы. Но молодой человек опять на время замолчал, а затем произнес самым обыденным тоном:
— Он приторговывал наркотой. — Очевидно заметив удивление на лице Джонсона, он продолжил: — Это ведь всем известно. И потом, ему теперь уже все равно.
— И какие наркотики у него водились?
Стефан посмотрел сквозь маленькое окошко в побеленной стене дома, за которым его мать копошилась по хозяйству, как она делала всю его жизнь. Кем все-таки был мистер Либман и куда он делся? Растворился в первичном бульоне под действием кислоты, которую выделяла вместе с материнской любовью его супруга?
— Самые разные. Марихуана, кокаин, героин — на любой вкус.
Джонсон пристально посмотрел на молодого человека. Его неожиданная осведомленность в этом вопросе говорила о многом. Парень оказался куда интереснее, чем представлялось Джонсону вначале.
Но у них оставалось мало времени. Миссис Либман уже гремела чайной посудой.
— А Никки Экснер? Она покупала у него наркотики?
Стефан улыбнулся, но желчной улыбкой.
— Она была одной из его лучших клиенток, привилегированной, как он говорил.
— Привилегированной?
— Ага. — Улыбка Либмана стала чуть ли не плотоядной.
Джонсон прослужил в полиции двадцать шесть лет и знал, какое действие оказывают наркотики.
— Как она расплачивалась с ним?
Стефан пожал плечами с прежним выражением лица.
— Стефан!
Молодой человек молчал — похоже, подыскивал слова.
— Иногда деньгами.