— Ну и что же это за вещь такая? — спросила Елена усталым тоном.
Улыбаясь еще шире, доктор произнес всего одно слово:
— Некрофилия.
Елена вышла за водой, чтобы приготовить очередную порцию кофе.
— Вы, должно быть, шутите? — спросил Джонсон.
— Честно говоря, я и сам еще не до конца уверен, — вздохнул Айзенменгер. — Надо просмотреть взятые образцы тканей. Но я, разумеется, не шучу.
Елена вернулась, налила воды в кофеварку и обратилась к Айзенменгеру:
— Джон, расскажете толком, что вы обнаружили и к каким выводам пришли.
Вид у женщины был обеспокоенный и даже расстроенный, словно ей нездоровилось. Айзенменгер улыбнулся Елене, но она не ответила на его улыбку и принялась сосредоточенно просматривать свои записи, словно ее ничто больше не интересовало. Айзенменгер чувствовал себя неловко оттого, что приходилось затрагивать все эти малоприятные подробности, но, в конце концов, такова была его работа. Ирония заключалась в том, что выполнял он ее добровольно и по ее же просьбе.
Только теперь Айзенменгер раскрыл принесенную с собой папку и извлек из нее три экземпляра составленного им накануне заключения об аутопсии. В каждом из этих экземпляров было по четыре страницы, скрепленные вместе.
— Это только предварительное заключение. Окончательное можно будет составить после микроскопического исследования и, как я уже сказал, анализа ДНК. Так что все, что я могу сказать сегодня, — это лишь догадки и предположения.
Доктор вручил обоим по экземпляру.
— Прочтете это потом, когда будет время. А сейчас я изложу самую суть дела. — Он положил свой экземпляр на стол и распластал на нем ладони. — Когда вы вскрываете тело, то прежде всего поражаетесь тому, как красиво и совершенно оно устроено. Легкие заполняют грудную клетку с обеих сторон, охватывая сердце и образуя снизу вогнутую поверхность, к которой прилегает купол диафрагмы. То же самое и в брюшной полости, но ее в основном занимают тонкий и толстый кишечник. Большая часть толстого кишечника располагается на периферии и в задней части полости, где его удерживает мембрана брюшины. В центральной части находится тонкий кишечник. В отличие от толстого, он не закреплен неподвижно, а подвешен на брыжейке, которая соединяет его с задней стенкой брюшной полости, но оставляет ему некоторую свободу перемещения.
— Нужны ли все эти анатомические детали? — спросил Джонсон. Он взглянул на Елену, но не нашел у нее поддержки.
Айзенменгер, не обращая на него внимания, продолжил:
— Чтобы проделать то, что проделали с Никки Экснер, то есть вытащить из тела весь тонкий кишечник и развесить его, как сосиски на веревочке, кому-то пришлось изрядно потрудиться. А для того чтобы это получилось так аккуратно, надо заранее набить на этом руку.
— Этот факт вряд ли может нам помочь, — заметил Джонсон. — Все наши подозреваемые имеют достаточный опыт по этой части.
— Включая вас, — добавила Елена, обращаясь к Айзенменгеру.
Доктор улыбнулся:
— Да, конечно. Нет сомнения, что тут потрудился мастер. Желудок, который представляет собой тонкостенный мешок, наполненный непереваренной пищей и нависающий над кишечником, был не тронут. Печень, также закрывающая часть кишечника, осталась цела.
— И на что это указывает? — спросила Елена. По ее тону трудно было определить, то ли она действительно пытается вникнуть в слова доктора, то ли все эти научные и, с ее точки зрения, бесполезные детали ей уже надоели.
— Я бы сказал, что это указывает на юг, — ответил Айзенменгер и, прежде чем Елена успела взорваться, добавил: — Вы знаете, что с самого начала удивило меня? Матка.
— Ее ведь вырезали? — рассеянно спросил Джонсон, просматривая заключение.
— Да, это и показалось мне самым странным. Природа упрятала этот орган в глубине таза, довольно далеко от тонкого кишечника. Когда вы заняты удалением тонкого кишечника, вы просто не можете случайно прихватить матку. А между тем она была единственным органом, кроме кишечника, который убийца удалил.
Елена вдруг оживилась — ее недомогание как рукой сняло.
— Ее удалили специально? Вы на это намекаете?
— Да, мне так кажется.
— Но зачем? — переспросила она, и тут же догадка осветила ее лицо. — Она была беременна?
— Да нет, не была, — вмешался Джонсон. — В вашем заключении говорится, что полость матки была пуста.
— Там говорится также, что в стенке матки были обнаружены фиброзные образования.
— И что это значит?
— Я думаю, что у нее уже в двадцатилетнем возрасте образовалась там опухоль, но весьма необычная.
— Я опять ничего не понимаю! — призналась Елена.
Айзенменгер вопросительно посмотрел на Джонсона, но тот тоже пожал плечами.
— Я считаю, что матка, найденная на месте преступления, принадлежала не Никки Экснер. Ее подменили. Весь этот спектакль с выпусканием кишок и четвертованием был поставлен лишь для того, чтобы скрыть, что у девушки вырезали матку и заменили ее другой.
Наступила тишина. Джонсон и Елена никак не могли переварить услышанное. Айзенменгер поднялся и подошел к окну. Во дворе накрапывал дождик, который даже не в силах был очистить от пыли кустарник, а просто превращал ее в грязь. В кустах в дальнем углу сада что-то шевельнулось. Вероятно, какая-нибудь птица.
Джонсон что-то произнес, но доктор не расслышал его слов.
— Что вы говорите?
— Как вы докажете, что это не ее матка?
— Возьму образец любой ткани тела Никки Экснер и сравню его с образцом из матки. Результат можно получить через несколько дней.
— А где ее матка? Если бы могли ее найти… — начала Елена, но Айзенменгер перебил ее:
— Наверняка ее больше не существует. Достаточно было сунуть ее в мешок с прочими клиническими отходами. Их уничтожают каждую неделю.
Лицо Елены омрачилось.
— По крайней мере, мы теперь знаем, зачем все это было проделано с телом девушки, — обронил Джонсон.
— Я думаю, мы знаем больше. Мы знаем мотив и можем предположить, кто это сделал.
— Ну-ка, ну-ка, объясните поподробнее! — заинтересованно произнесла Елена, подавшись вперед. Айзенменгер подивился тому, как быстро менялось ее настроение — от угрюмой замкнутости до живой заинтересованности.
— Непосредственной целью убийства и вообще всего этого спектакля была необходимость удалить матку и отвлечь от нее внимание. Следовательно, она была беременна, и кто-то очень хотел это скрыть. Если ограничить круг подозреваемых теми, кто мог легко проникнуть в музей после закрытия, то остаются Гамильтон-Бейли, Рассел, Билрот, Либман и я. Надо выяснить, кого из них настолько пугала беременность Никки, что он решил убить ее. Не думаю, чтобы это могло особенно беспокоить Тима Билрота. Вы согласны? Вполне вероятно, что у него масса незаконнорожденных детей — одним больше, одним меньше, только и всего.
Впервые с тех пор, как Айзенменгер познакомился с Еленой, он увидел на ее лице настоящую радость.
— Да, конечно!
— Мамашу Либмана кондрашка хватит, если ее ребеночек внезапно объявит, что стал отцом, но не
