увозившего Локвуда, женщину в полицейской форме и какую-то девицу. Но к его разочарованию примешивалось и любопытство. С какой стати полиция вдруг заинтересовалась личной жизнью Рассела? Каким образом она разнюхала след, по которому шли они с Айзенменгером и Еленой?
И что теперь делать? К Гамильтону-Бейли Джонсону никак не удавалось подобраться — он попробовал задействовать кое-какие сохранившиеся связи, но любые его действия не находили у руководства школы понимания, так что пока бывшему сержанту похвастаться было нечем.
Чувствуя себя беспомощным юнцом, он в нерешительности позвонил Елене.
Ее эта новость тоже отнюдь не обрадовала.
— Она знает! Она откуда-то знает, что сказано в отчете Айзенменгера.
С этим выводом трудно было не согласиться.
— Я ей ничего не говорила. А вы?
Он с негодованием отверг это предположение.
— Значит, Джон. — Елена старалась произнести это бесстрастно, но не смогла скрыть своего разочарования.
— Я не могу поверить, что Джон проболтался о своих находках.
Она очень надеялась, что Джонсон прав.
— Оставим это пока. Главное, что нам теперь делать?
Джонсон тоже пребывал в растерянности. Он ставил на Рассела. С сомнением он произнес:
— Есть еще Либман. Он врет, я это чувствую. И потом, я пока не встречался с Гудпастчером.
Помолчав несколько секунд, Елена спросила:
— А вы не могли бы выяснить, что задумала полиция? У вас ведь должны сохраниться старые связи.
Джонсон поморщился. Он боялся, что рано или поздно она попросит об этом.
— Не знаю, — протянул он. — Могу, конечно, попытаться, но, боюсь, мои бывшие коллеги уже позабыли, что вообще когда-то были знакомы со мной.
— Все-таки попробуйте. И мы можем поговорить с Гудпастчером.
— Мы?
— Ну да, мы. — Уже приближался вечер, Елена сидела дома и скучала. Ей казалось, что все самое интересное происходит без ее участия. — А что, какие-то проблемы?
Ну уж с этим проблем у него не было.
Трущобами этот район назвать было нельзя, но и ничего особенно радостного вокруг тоже не наблюдалось. Дома выстроились унылыми однообразными рядами, ряды переходили в улицы, улицы тянулись до самого горизонта, упираясь в небытие. Некоторые дома имели заброшенный и обшарпанный вид, другие выглядели свежо и нарядно, одни были отделаны со вкусом, другие представляли собой типичный китч, и тем не менее все они были одинаковы.
По дороге Джонсон сообщил Елене:
— Я разговаривал с персоналом отделения интенсивной терапии. Все они как один утверждают, что Гудпастчер находился рядом с женой до самого утра, и помнят это очень хорошо.
— Тогда какой смысл с ним встречаться?
Джонсон уловил в ее голосе нотки усталого отчаяния, как будто она уже сомневалась в успехе затеянного ими дела. Возможно, она была также огорчена тем, что Айзенменгер, по-видимому, предал ее.
— Видите ли, все знают, что он был там, но не могут дать голову на отсечение, что он был там
— То есть мог успеть…
Джонсон пожал плечами:
— Возможно.
— Но он-то чего ради стал бы это делать?
Ответа на этот вопрос Джонсон, понятно, не знал, да, в общем-то, и не хотел знать. Проводя расследование, он задавал себе только те вопросы, которые помогали устанавливать истину, остальное его не интересовало.
Дом находился в самой середине ряда. В целом чистенький и аккуратный, но первые признаки запустения уже были налицо. В воздухе чувствовался сильный привкус солода. Елена наморщила нос.
— Пивзавод, — пояснил Джонсон. — Самый крупный в городе.
Рядом с входной дверью лежала пачка местных газет, которые обычно никто не читает.
— Может, его нет дома? — предположил Джонсон.
Они позвонили. Ответа не последовало. Джонсон вдавил кнопку звонка вторично, но тот разливался соловьем в явно пустом доме. Елена и Джонсон уже собрались уходить, как вдруг перед ними возникла женщина, которую Джонсон, наверное, назвал бы «ужасно толстой», а Елена добавила бы «бедняга».
— Вы знакомые мистера Гудпастчера? — произнесла женщина пронзительно-визгливым голосом, в котором слышалось любопытство, замаскированное под услужливость.
Елена не нашла что ответить, но ее выручил Джонсон:
— Да. Его не было на работе, и мы стали беспокоиться.
— Знаете, он неважно себя чувствует. Очень переживает из-за смерти жены.
Тот факт, что миссис Гудпастчер вычеркнута из избирательных списков, стал для обоих визитеров новостью.
— Мы не знали, что она умерла, — пробормотала Елена.
Очень довольная тем, что может сообщить плохую новость, бдительная соседка пустилась в объяснения:
— Да, представьте себе!.. Но то, что у нее был удар, вы ведь знаете?
Это они знали.
— Миссис Гудпастчер держалась несколько недель. Казалось, ей становится лучше. Я регулярно навещала ее и думала, что она поправится… Конечно, удар был очень тяжелый. Одну сторону у нее целиком парализовало. Она не могла говорить… А потом внезапно умерла.
Джонсон подумал, что медики могли бы изложить историю болезни миссис Гудпастчер точнее, но общая картина была ясна и так.
— Так, значит, он уехал, миссис?..
— Белл. Миссис Белл.
— Мистер Гудпастчер куда-то уехал, миссис Белл?
Миссис Белл призналась, что этого она не знает.
— Дик, мой муж, говорит, что он уехал, но я уверена, что он дома. Оплакивает ее.
— А почему вы так думаете? — спросила Елена.
Миссис Белл заколебалась.
— Понимаете, точно я не могу сказать, конечно. Может быть, он уехал к приемному сыну, но он ничего не сказал нам, а они всегда говорили, когда уезжали куда-нибудь надолго. — Миссис Белл сделала паузу, чтобы перевести дух. — Но вообще-то бог его знает. Может быть, он уехал и забыл сказать нам — из-за всех этих переживаний.
В итоге она окончательно все запутала. Елена взглянула на дверь.
— Но молочных бутылок нет.
— Им никогда не доставляли молоко, — объяснила миссис Белл, — и газеты тоже.
— Ну, раз он не отвечает на звонок, значит, можно не беспокоиться, он, наверное, уехал, — заявил Джонсон, которому надоели эти бесплодные гадания.
— Да, наверное, — согласилась миссис Белл, но таким неуверенным тоном, что Джонсон на всякий случай позвонил еще раз, однако с тем же результатом.
Он развел руками. Миссис Белл бросила тревожный взгляд на бледно-голубую дверь и вздохнула.
