— Слышишь ты, княжна Нина Джаваха! Я узнал тебя… скажи же этому аге, моему начальнику, что Абрек говорит правду…
— Абрек говорит правду, — точно во сне пролепетала я, — Абрек говорит правду. Я — княжна Джаваха.
— Тем лучше, — вмешался ага-Бекир, — если ты дочь русского генерала, — мы сорвем с него большой выкуп.
— Выкуп? — прервал его Абрек, и лицо его перекосилось от бешенства. — Нет!.. Не вычеканили еще тех туманов, какими можно выкупить мою пленницу!.. У меня старые счеты с этой девчонкой.
И, обратившись ко мне, он проговорил торжественно:
— Помнишь ли ты, княжна, как ради драгоценностей старой княгини выдала ты верного слугу? Помнишь, как при всех назвала Абрека и предала его позору? Тогда он поклялся отомстить! Помнишь ты этот красный рубец на моей щеке? помнишь ли, княжна Нина?
Я молчала. Он был страшен. Перекошенное от бешенства лицо не носило ни малейшего следа сожаления.
— Мне страшно! — прошептала я и закрыла лицо руками. — Не смотри так на меня, Абрек, мне страшно!
— Страшно, — прокричал он в бешенстве, — теперь страшно? А не страшно было выдавать Абрека?.. Я говорил — попомню, и пришел час!..
— Полно, Абрек, пугать ребенка, — вмешался молодой статный горец, странно похожий на ага- Бекира. — Уж не думаешь ли ты сражаться с детьми?
— Молчи, Магома, — сказал Абрек, — не суйся туда, где тебя не спрашивают! Абрек большой слуга ага-Бекира. Абрек привозит своему начальнику и золото, и ткани, и драгоценности. Теперь Абрек привез ага-Бекиру коня, такого коня, какого давно хотел ага… Абрек чуть не попал в тюрьму из-за жалкой девчонки, Абрека ударили нагайкой… и кто же — презренный урус, грузин! Сегодня Абрек увел коня от своего недруга… Никто не заметил, все искали пропавшую девчонку… Свадьбу не пировали… вина не пили… бросились в горы догонять ребенка… Абрек пробрался в конюшню и взял коня. Никто не видел, креме Андро… Да он блажной… одержим шайтаном… если и видел, то не скажет, а скажет, — Абрек уже далеко… что пользы? Бери коня, ага-Бекир, и награждай по обещанью верного слугу.
— Чем наградить тебя, Абрек? — спросил вождь душманов. — Бери деньги, вещи, что хочешь.
— Ничего не надо, ага! Одного хочу: отдай девчонку…
Я вздрогнула, зловещее лицо горца приводило меня в смертельный ужас… Он мог замучить и убить меня безнаказанно… Горы свято хранили тайны своих душманов…
Мое сердце уже больше не замирало. Оно было сковано тем ледяным ужасом, который трудно описать.
Моя жизнь зависела от ответа Бекира. Он стоял лицом к костру и, казалось, боролся. Богатый выкуп, очевидно, прельщал его, но в то же время он не хотел отступиться от слова, данного Абреку в присутствии своих подчиненных: он должен был сдержать это слово. Оттого-то лицо его носило следы борьбы и нерешительности.
— Брат, — снова вмешался в разговор юный и стройный Магома, — брат, неужели ты не вступишься за бедного ребенка?
Неожиданное вмешательство юноши погубило меня.
— Магома! — важно начал Бекир, — законами Корана запрещается младшим учить старших. Ты еще не воин, а ребенок. Помни… в Кабарде не нарушают данного слова… А мы оба с тобой, Магома, родом из Кабарды!
Потом, повернувшись в сторону моего врага, он сказал:
— Абрек, пленница — твоя.
— Харрабаджа![38] — безумно крикнул Абрек, и его воинственный крик далеко раскатился зловещим эхо по горным теснинам. — Харрабаджа! Велик Аллах и Магомет, пророк его… Будь благословен на мудром решении, ага-Бекир!.. Теперь я насыщусь вполне моим мщением!.. Князь горийский попомнит, как он оскорбил вольного сына гор. Князь горийский — завтра же найдет в саду труп своей дочери! Харрабаджа!
Я помертвела… ужас сковал мои члены… Не помню, что было дальше… Пламя костра разрасталось все больше и больше и принимало чудовищные размеры… Казалось, точно горы сдвинулись надо мною, и я лечу в бездну…
. . . . . . . . .
Когда я пришла в себя, та же темная ночь стояла над окрестностями. Дождь перестал, но тучи еще не открывали неба. Костер потухал и тлеющие уголья, вспыхивая по временам, озаряли спящие фигуры душманов…
Все мои члены ныли… Я хотела расправить их и не могла поднять руки. К ужасу моему, я поняла, что была связана…
Страх перед близостью смерти холодил мои жилы. Запоздалое раскаяние в моем нелепом бегстве больно сосало мне сердце…
«„Завтра князь горийский найдет в своем саду труп своей дочери!!“ — переливалось на тысячу ладов в моих ушах. — Завтра меня не будет! Ангел смерти прошел так близко, что его крыло едва не задело меня… Завтра оно меня накроет… Завтра я буду трупом… Мой бедный отец останется одиноким… И на горийском кладбище поднимется еще новый холмик… Живая я ушла с моей родины, мертвую судьба возвращает меня ей. Темный Ангел близко!..»
И никогда жизнь не казалась мне такой прекрасной, как теперь!.. Теперь, на краю могилы, я искренне раскаивалась в том, что сделала…
Бедный отец! бедный папа! ты не скажешь больше «чеми потара, сакварело» твоей маленькой Нине! Ты не услышишь больше никогда смеха твоей дочурки!
. . . . . . . . .
Уголья в костре еще раз вспыхнули и погасли… В ту же минуту странный шорох раздался вблизи меня…
«Это Абрек! — в смертной тоске подумала я. — Абрек идет покончить со мною…»
И странно: близкая смерть теперь уже не пугала меня. Я видела, как умирала мама, Юлико. В этом не было ничего страшного… Страшно только ожидание, а там… вечный покой. Это часто повторял дедушка Магомет; я вспомнила теперь его слова…
И я приготовилась и ждала… Вот кто-то приблизился ко мне… Маленькая серебристая лента, должно быть, лезвие кинжала, мелькнула в воздухе и… и в это самое время, когда я ожидала, что настал мой последний час, мои руки и ноги были внезапно освобождены от режущих их веревок, и кто-то сильный поднял меня на воздух и понес.
Опять отчаянный страх — не перед смертью, нет, а от неведения того, что хотят делать со мною, — сковал мою маленькую душу. Я не могла кричать… я задыхалась. Легкий стон вырвался из моей груди… но в ту же минуту на губы мои легла чья-то сильная рука и сжала мне рот, так что я не могла крикнуть… Где-то близко-близко послышалось конное ржание. Внезапно те же руки опустили меня на что-то твердое… Потом я ясно почувствовала, как меня привязали к седлу лошади, как обмотали повода туго-туго вокруг моих кистей… В эту самую минуту луна выглянула из-за тучи и осветила стоящего передо мною человека…
Это был Магома… А сама я сидела на спине моего Шалого… Верный конь тихо ржал и все его тело подергивалось дрожью нетерпения…
Безумная радость охватила меня… Я не умру под ударом Абрековой шашки! Магома избавил меня от смерти! Магома спас меня!
Что его заставило пойти против брата? Отвращение ли к крови или юношеская доброта, — но он избавил меня от смерти, от гибели…
— Ну, теперь, айда, — тихо зашептал он, — от быстроты коня зависит спасение!.. (Нагонят — убьют!..
Сказав это, Магома изо всей силы ударил Шалого нагайкой. Благородный конь, незнакомый до сих пор с таким приемом, рванулся, встал на дыбы и… понесся вперед, как безумный… Я не успела оглянуться назад, ни даже кивнуть в знак благодарности моему спасителю. Шалый, точно сознавая смертельную
