сом. Вот герой, блин, нашелся. И знаешь, что он мне сказал? Что это ты убила Перу и Яри. Я так и знал! Можешь мне не врать. Ты всадила Пере в зад шприц с ядом, а бедный Яри пошел на корм рыбам в Балтийском море, так похвалялся твой старикашка. Вот уж повезло мне с приемной матерью.
У Линнеи закружилась голова. Яакко, что, совсем потерял способность здраво мыслить? Зачем ему понадобилось идти к Кауко и рассказывать ему все это? Нет, Линнеа определенно не могла постигнуть мужскую логику.
— Кауко, дорогой, ты же ему не поверил? Яакко старый человек, поди весть что придумывает. Уж ты- то меня знаешь, знаешь, что я и мухи в своей жизни не обидела. Давай вернемся обратно и поговорим обо всем, например, за обедом в ресторане…
Нююссёнен поднял банку, которую перед этим швырнул Линнее, открыл ее и жадно выпил содержимое. Адамово яблоко у него подрагивало. Затем он снова завел мотор и направил лодку на юг, так, по крайней мере, казалось Линнее. Туман был такой густой, что вообще непонятно было, куда они держат курс.
Через какое-то время Нююссёнен заглушил мотор и прислушался. Из тумана доносились гудки. На море был полный штиль. Нююсёнен осторожно повел лодку в прежнем направлении, прислушиваясь к сигналам других судов. Линнеа видела, что ему не по себе из-за тумана или по другой какой причине. Неужели он хочет утопить свою приемную мать? Мешок с камнями на дне лодки намекал именно на это. И эта его мрачная решимость… У Линнеи появилось предчувствие, что эта поездка не сулит ей ничего хорошего.
Неожиданно полковница Линнеа Раваска принялась орать во всю глотку, так, словно ее убивают, что, собственно говоря, и было правдой. Откуда-то из тумана ей ответили звуком сирены, а затем послышались и мужские голоса, хотя слов было не разобрать.
Разъяренный Кауко Нююссёнен прыгнул с кормы на скамью и наотмашь рукой ударил Линнею по лицу. Из носа старушки хлынула кровь. Линнеа растянулась на дне лодки. Нююссёнен потерял равновесие, резко покачнулся, ударился коленкой об алюминиевую скамью, попытался рукой ухватиться за борт лодки, и тут в бок ему со страшной силой вонзилась уключина; лодка начала заваливаться на бок; и Каке всей тяжестью собственного тела рухнул на дно лодки. Послышался жуткий грохот. Нююссёнен пару секунд корчился за металлической скамьей на мешке с камнями, а затем притих.
Лодка перестала раскачиваться, Линнеа приподнялась посмотреть на Кауко. Мужчина лежал на дне лодки, тяжело дыша, с искаженным от боли лицом, изо рта вырывался сплошной поток брани.
— Кауко, хороший мой, разве я не говорила, что нужно вернуться? Как ты там?
Нююссёнен попытался встать, но, по всей видимости, у него было сломано несколько костей, от боли он не мог сделать ни единого движения.
— Дай пива, — прохрипел он со дна лодки. Линнеа послушно выполнила просьбу: нашла пиво и протянула ему, стараясь не слишком приближаться к своему воспитаннику. Кауко пил с вожделением, но так он пил всегда, независимо от того, целы его кости ли нет.
— Теперь можешь звать на помощь, — решил Нююссёнен. — Но помни, ни слова спасателям о наших делах. Не смей даже поминать Яри или Перу полиции.
Линнеа принялась звать на помощь, но голос у нее был слабый и тонкий. Удивительно, но теперь, когда ее жизнь была вне опасности, у нее почти пропал голос, и крики о помощи старой женщины были едва слышны.
— Черт возьми, кричи громче! Такой писк никто не услышит. Только что орала, как оглашенная, — рассердился Кауко.
Линнеа снова принялась кричать, но результат был такой же, к тому же голос вообще стал пропадать. Теперь и Нююссёнен присоединился к этому хору, но из его глотки не вылетало ничего, кроме хрипа. Наверное, у него были сломаны ребра, потому что он очень быстро отказался от новых попыток.
Под действием ветра лодку начало относить в неизвестном направлении. Кауко Нююссёнен со страдальческим видом лежал на дне лодки, обнимая банку с пивом. Как только банка оказывалась пустой, Линнеа протягивала ему новую. Благо Кауко основательно запасся бухлом.
— Может тебе стоит чуть поменьше пить пива, а то ко всем бедам ты еще и писать захочешь? — предложила Линнеа.
Нююссёнен угрюмо молчал, не отвечая. Через какое-то время Линнеа снова нарушила молчание:
— Признайся, Кауко, ты ведь собирался меня убить, да?
Никакого ответа.
После нескольких часов странствования по морю в молчании туман начал рассеиваться, и Кауко Нююссёнен приподнял голову со скамьи. Теперь видимость была хорошая, и издалека, с южной стороны, доносился шум мотора. Если приглядеться, можно было различить темное пятно. Корабль или большой катер.
Нююссёнен приказал Линнее подавать судну сигналы SOS. Линнеа принялась размахивать муфтой, но ясное дело, никто ее не увидел. Тогда Нююссёнен приказал привязать к лопасти весла спасательный жилет и широко размахивать им, может быть, тогда на большом судне заметят терпящую бедствие лодку. Как было приказано, Линнеа привязала жилет рукавами к тяжеленному веслу и подняла его кверху. «Ох, как тяжело, — запричитала Линнеа, — как же ей размахивать такой громадиной, призывая на помощь?»
Руки у нее дрожали, весло покачивалось, как гигантский маятник, оранжевый жилет болтался на ветру высоко в воздухе.
Нет, я больше не могу, нельзя ли мне отдохнуть?
Закрой пасть и маши веслом, а не то я тя скину за борт, — разъярился Кауко Нююссёнен.
Линнеа старалась изо всех сил, тяжелое весло болталось из стороны в сторону высоко над лодкой с привязанным на конце спасательным жилетом, описывая при этом все большую и большую дугу: теперь-то их бедственное положение вполне могли заметить с большого судна.
Наконец силы старушки иссякли, она больше не могла удерживать весло вертикально, оно выпало из ее рук и рухнуло вниз — прямо на голову Кауко Нююс-сёнена. Как назло, лопасть весла ударила парню точно в висок, раздался жуткий треск и оранжевый жилет шлепнулся ему на грудь. И затем тишина.
Линнеа подтянула весло к себе и в ужасе уставилась на своего приемного сына, на виске которого осталась вмятина от весла.
Затухающим взором Кауко Нююссёнен искал на горизонте спасительное судно, но увидеть его уже не смог. Линнеа закрыла страдальцу помутневшие глаза.
Неожиданная смерть молодого человека не вызвала у Линнеи Раваски совершенно никаких угрызений совести. Она только вздохнула:
— Ты получил по заслугам.
Но к смерти нельзя привыкнуть. Линнеа отвернулась, чтобы не видеть труп. В такие моменты матери, даже приемные, начинают оплакивать своих сыновей. Но глаза Линнеи оставались сухими.
Туман снова опустился на воду. Солнце скрылось за сизой пеленой. Тишину нарушали только жалобные звуки предупредительных сирен.
Глава 24
Старуха и море: полковницу Линнеа Раваска долго носило по пустынным волнам вместе с ее покойным приемным сыном. Серый туман скрывал своей пеленой это грустное суденышко от остального мира. Бог знает, сколько времени они провели в открытом море. Не слышно стало даже сирен.
Вскоре солнце опустилось за горизонт, и наступила ночь. Словно птичка на ветке, Линнеа сидела на скамейке, не зная, что ей делать.
Ее мучила жажда. За весь день у нее во рту не было ни крошки хлеба, ни капли воды. Есть ей не хотелось, но жажда была просто нестерпимой. Линнеа представляла холодную чистую воду, и от этого становилось еще хуже.
Линнеа вспомнила о пивных запасах племянника мужа. Старушка открыла банку и осторожно пригубила холодное пиво. Божественно. Теперь Линнеа понимала, почему мужчинам так оно нравится. Она
