трюкам. Фермер уже предвкушал успех, воображая себя директором норочьего цирка.
Пииппо планировал так: он будет ездить со своим цирком из города в город на обычном фермерском грузовике. Это обойдется недорого. Большим звериным циркам, например, приходится вкладывать огромные суммы в необходимое оборудование для перевозки слонов. Кроме того, корм для норок дешевле. Они за всю жизнь не съедят и сотой доли того, что ест слон. Да и мыть их не надо, как тех же слонов, — норки сами вылижут свою шерстку до блеска. Но на первом месте, конечно, был вопрос гуманности: зверьки не должны жить в тесных клетках. Путешествие даст им много возможностей, они увидят мир.
У защитников животных не могло быть претензий к новому способу использования милых пушных зверьков.
Пииппо уговорил жену стать норочьим импресарио. Он заказал ей в меховом ателье костюм для выступления: белые высокие сапожки, трусики танга, бюстгальтер и норковую мантию. На голову — отделанную мехом ковбойскую шляпу. Когда жена нарядилась в обновку, она сперва засмущалась. Наряд был, бесспорно, очень откровенный. Крестьянка превратилась в роскошную красавицу.
Сорьонен и Релонен попросили Пииппо показать им результаты работы, но директор цирка отказался. Он стал жаловаться: дрессировать норок оказалась гораздо труднее, чем собак. Норки — упрямые животные, не слушаются приказов дрессировщика и быстро забывают все, чему научились. Они — равнодушные существа; из-за этого и провалился его замечательный план.
Всё же Пииппо уговорили, и он повел самоубийц на молотильню, где почти полтора года дрессировал цирковых норок.
Директор цирка зажег свет в просторном помещении, которое казалось пустым. На полу у стены стояли клетки со спальными местами для непокорных циркачей. Кормушка располагалась в задней части молотильни. Сильно пахло мочой.
Пииппо скомандовал норкам выйти из убежища:
— В ряд становись!
Из-за клеток, сверху, кто откуда стали появляться недоверчивые мордочки. Пииппо продолжал командовать, и норки нехотя вылезли из убежищ. Они выстроились в круг, начали лениво кувыркаться, некоторые, более проворные, взбегали рысцой на верхний ярус и спускались оттуда, подражая танцорам. Пииппо взял камеру от старого велосипеда и приказал норкам прыгать через нее. Норки показывали дрессировщику острые зубки и ни в какую не хотели исполнять приказ. Пииппо прикрикнул на них и стал уговаривать. С большой неохотой норки подошли к кольцу. В конце концов, штук пять послушались хозяина, разбежались и прыгнули. Причем некоторые — в другую сторону. Завязалась драка. Норки успокоились только тогда, когда Пииппо дал им рыбы. Еда им понравилась, все тут же подбежали к Пииппо, даже те, кто не сделал ни одного трюка.
Пииппо сокрушался, что ничего у него не вышло. Особенно плохо стало после ухода жены — тогда норки совсем заупрямились. Жена теперь выступала с двумя самыми способными зверьками в Пори и соседних городах — на базарах и торжественных открытиях магазинов. Она стала очень популярной. Успех приносили не столько норки, сколько очаровательный концертный костюм. Мужчины Похьялы толпами приходили посмотреть на госпожу Пииппо и ее норок. В конце концов жена нашла себе другого мужчину, дело шло к разводу. Она бросила норок и молотильню Пииппо и теперь жила в Лайтила с каким-то птицеводом. Говорят, что иногда она выступает перед лайтильским мужем в своих меховых танга. Вот такие слухи дошли до Пииппо.
Неудачливый директор цирка, наконец, понял, что зверьки никогда не станут цирковыми актерами. За полтора года усердной работы он погряз в долгах, заложил ферму, а результатов не было. На прошлой неделе он продал своих твердолобых учеников на соседскую ферму, но вскоре их и оттуда выгнали. Пииппо был гол как сокол, тосковал по пушистым зверькам и боялся ходить в деревню, потому что там всегда находились любители потрепать языком о трудностях цирковой жизни.
Официант Сорьонен и Онни Релонен предложили Пииппо присоединиться к группе самоубийц. Их путь лежал на север, и Пииппо мог бы ненадолго забыть о неблагодарных зверьках. С легким сердцем Са-кари Пииппо собрал свои пожитки и сел в автобус.
Глава 19
Рано утром полковник Кемпайнен и проректор Пуу-сари прибыли в Ювяскюля. Полковник показал Хелене свое жилище — просторную квартиру в многоэтажке, в самом центре города. На полу в прихожей стояла сумка, набитая газетами и письмами. Кемпайнен отложил газеты в сторону, собрал письма, отнес их в гостиную и задумался: что с ними делать? Это были служебные письма, счета и реклама. Он, не распечатывая, выбросил письма в мусорное ведро.
Большая комната была обставлена в традиционном стиле: старомодная мебель, на стенах-картины с реалистическими пейзажами, повсюду маленькие статуэтки. В библиотеке много книг по военной истории, классической литературы гораздо меньше. На одной из стен-коллекция старых мечей. Полковник немного смутился и объяснил Хелене Пуусари, что он не сторонник войны и не испытывает страсти к холодному оружию, просто ему все время его дарили, вот и накопилось на целую стену.
Спальня полковника была окутана мраком: он не спал здесь с тех пор, как умерла жена. Он приготовил постель для гостьи, а сам лег в большой комнате. Оба так устали, что сразу же заснули, ведь за сутки они проехали из Савонлинны через Карьялу в Котку, оттуда в Пори, а потом сюда, да еще по дороге два раза попали на похороны.
На следующий день полковник сообщил в службу энергоснабжения, что в его квартире можно отключать электричество. Позвонил в банк и сказал, что отправляется в долгое путешествие. Потом выключил телефон из розетки. Цветов в доме полковника не было, поливать нечего. С собой он взял паспорт, сберкнижку, бинокль, парадную форму и блестящие кожаные офицерские сапоги.
Окна зашторили. Вот как легко человек покидает дом, в котором жил многие годы. К многоэтажке не привыкают, тем более офицеры. Квартире в каменном доме нужна хозяйка, только тогда она станет настоящим домом. Если женщина уходит или умирает, дом становится просто жилищем, дырой в никуда, о чем полковник и сказал Хелене.
— Ты все еще скучаешь по жене? — спросила проректор, пока они спускались в лифте.
— Конечно. Тююне умерла от рака три года назад. Первый год бьш самым тяжелым. Я даже завел собаку, но никакая собака, даже породистая, не заменит жену.
Когда они покидали Ювяскюля, было облачно. В Куопио уже шел дождь, а в Иисалми началась гроза. Там в автобус взяли еще одного местного самоубийцу — сорокалетнего Тенхо Утриайнена, железнодорожного служащего. В начале июня он вышел из тюрьмы, куда попал по обвинению в избиении начальника и поджоге. Утриайнен не хотел вдаваться в детали, жаловался, что стал жертвой судебной расправы. Его несправедливо обвинили в том, чего он не делал. Сговорились и взвалили на него чужие грехи.
Да, он не раз дрался с начальником и даже побеждал, но это была бессмысленная борьба: босс очень хитер. Он поджег собственный дом и обвинил в этом Утриайнена. Все имущество Утриайнена пошло на возмещение ущерба, и его приговорили к полутора годам тюремного заключения без права на обжалование. Желание жить понемногу пропадало.
Ночь провели в Кайаани. На следующий день прибыли в Куусамо. Госпожа Пуусари и полковник Кемпайнен растрогались, увидев во дворе отеля Куусамо знакомый автобус Корпелы. Им показалось, что они вернулись домой.
Встреча была радостной. Релонен рассказал, что в Похьянмаа и Оулу подобрали еще пятерых потенциальных самоубийц. Их представили полковнику и проректору. Трое мужчин и две женщины; Сакари Пи-иппо из Нярпио, остальные из Вааса, Сейнайоки, Оулу и Хаукипутаа. Жизнь для каждого из них потеряла смысл. Самая грустная история была у рабочего с завода в Оулу Весы Хейкуры. В тридцать пять лет он был уже стопроцентным инвалидом. Его легкие превратились в лохмотья из-за того, что прошлой зимой он надышался ядовитым газом во время ремонта. Врач сказал, что в лучшем случае Веса доживет до осени, а в худшем — умрет через несколько недель.
