мусоропроводов попадает в организмы людей и в сточные воды. Рыба умирает, из яиц вылупляются жалкие, не сформировавшиеся птенцы. По дорогам как сумасшедшие гоняют дети богатеньких родителей, после чего кладбища и реанимационные отделения больниц пополняются несчастными жертвами.
На заводах и в офисах людей заставляют работать наравне с машинами, а когда человек устает, его просто выбрасывают на улицу. Начальство требует от служащих полной отдачи, унижает и оскорбляет своих подчиненных. Над женщинами издеваются еще хуже: всегда найдется озорник, считающий себя вправе ущипнуть их за зад, который и без того страдает от целлюлита. На мужчин взваливают постоянный груз ответственности, от которого не удается избавиться даже на время короткого отпуска. Жестокие коллеги следят друг за другом и готовы заклевать слабого, довести до нервного срыва и даже до самоубийства.
Если пьешь, начинают отказывать печень и поджелудочная. Если хорошо поел, уровень холесте рина в крови повышается. Курение провоцирует рак легких.
Кто-то бегал трусцой и от перенапряжения упал парализованный прямо на дорожке. А если не бегать-растолстеешь, станут болеть суставы и начнутся проблемы со спиной, а закончится все смертью от сердечной недостаточности.
Во время этого разговора самоубийцам стало казаться, что им все-таки больше повезло, чем другим финнам, которые вынуждены влачить жалкое существование на своей несчастной родине. Это наблюдение развеселило их, впервые за долгое время.
В каждой компании найдется тот, кто испортит другим все веселье. В данном случае это оказался официант Сеппо Сорьонен. Его воспоминания о родине оказались исключительно позитивными. Он привел в пример финскую сауну. По мнению Сорьонена, само существование сауны предполагало, что ни один финн не вправе ни при каких обстоятельствах совершать самоубийство, по крайней мере, хорошенько не попарившись.
Нежным вкрадчивым голосом Сорьонен стал рассказывать о севернокарельской сауне «по-черному». Там он провел самые прекрасные мгновения своей жизни. Та сауна была обычной маленькой постройкой из струганых бревен. Он парился там с отцом и матерью: сауну топили всей семьей, отец наколол дров из ольшаника, который срубили прошлым летом, мать смела пыль с полок, испекла пирожки, а Сеппо поручили таскать воду. Отец был слегка выпивши, и мать, как обычно, ворчала. Сороки из-за мусорной кучи смотрели, склонив головы, на крышу сауны, откуда валил густой ольховый дым и превращался в облака. Его аромат Сорьонен помнил до сих пор.
На полке в темной комнате между отцом и матерью сидел, задрав голову высоко вверх, маленький мальчик. Он сидел молча, горячий пар ласкал его тело. Мальчику разрешалось самому плеснуть воды на камни. Отец сказал, что уже хватит, и мать его поддержала-мол, не переусердствуй, Сеппо…
Отец смотрел на большие отвисшие груди матери с каким-то застывшим выражением, и Сеппо смутно догадывался о некоей тайне, существующей между ними, которую ему пока не дано понять. Мать дала Сеппо веник и попросила, чтобы он немного похлестал ей спину, только не очень сильно.
— Да не бей так, сынка!
Мать была родом из Уура, отец-водитель из По-хьянмаа.
После первого пара Сеппо выбежал на берег озера и нырнул, хотя еще не умел плавать. Отец дрессировал собаку, мать на мостках полоскала розовое бе-лье. После этого надо было сразу же возвращаться в парилку, и теперь уж отец начал париться по-настоящему. Горячий воздух проникал во все уголки сауны, но Сеппо не спешил спускаться, хотя мать уже приготовила таз с водой для мытья.
— Не забудь вымыть свой краник, — говорила мать, уходя.
Вместе с отцом они еще несколько раз поддавали пару и только после этого, как взрослые мужчины, пошли по лужайке через двор к избе, где разливался аромат только что испеченных пирогов.
Мать налила Сеппо полный стакан молока, а перед отцом стоял пустой стакан. Запах льняных полотенец витал над отцом и сыном, мальчик завернулся в полотенце с головой, а из-под отцовского мать вытащила бутылку водки, ту самую, из которой он уже отхлебнул в дровяном сарае. Мать налила ему немного в стакан и унесла бутылку. Посмеялись, и Сеппо все понял.
Сеппо со стаканом молока и пирогом вышел на улицу. Стоя на лестнице, он пил молоко, закусывал пирогом и смотрел на озеро.
Разбередив всем душу воспоминаниями о сауне, официант Сорьонен признался, что в жизни ему доводилось еще и стихи писать. Он прочел несколько строк. Они тоже звучали вполне жизнерадостно.
— Испортил нам все грустное настроение, — решили все.
Разговор понемногу угас. Каждый думал о своей судьбе, о будущем. Полковник задернул дверь в палатку и улегся спать головой к выходу. Солдаты как собаки: они охраняют по привычке, даже если в этом нет необходимости. В полусне полковник все-таки заметил, что проректор Пуусари устроилась рядом с ним.
Глава 21
Старший сыщик охранной полиции Эрмей Ранккала нехотя листал альбом, в который старательно заносил сведения о самом значительном происшествии за все лето. Из-за этого запутанного дела ему пришлось отложить отпуск. И сейчас, знойным вечером, он сидел в старенькой канцелярии на улице Ратакату и думал о том, что работа не приносит ему радости. Это дело тоже было неприятное, мрачное, таинственное, трудное. Эрмею Ранккале было почти шестьдесят. Он был сыт по горло неблагодарной работой в тайной полиции. Эта организация не пользовалась уважением. Враждебно настроенный народ и особенно СМИ делали все, чтобы обесценить важную и необходимую работу детективов. Кто угодно мог тиснуть в газете бесстыжие байки, а разбираться со всем этим мусором в обязанности секретной полиции не входило. Когда работа секретная, о ней распространяется ложная информация, и из-за того, что она секретная, ошибки устранить нельзя. Этот парадокс не укладывался в голове у сыщика Эрмея Ранккалы. Сам себе он казался невидимой рукой-защитницей, простирающейся над всей нацией, но неблагодарный народ кусает эту руку, не зная своего благодетеля.
Эрмей Ранккала цинично рассмеялся. Народ публично делает глупости, пагубные последствия которых приходится скрывать. Секретная полиция может быть общественной, но не публичной.
То, чем он сейчас занимался, поначалу казалось обычной сплетней. На рабочем столе Эрмея Ранккалы оказалась вырезка из газеты, в которой речь шла о людях, замышляющих самоубийство. Он начал выяснять подробности дела. Вообще-то самоубийства не входили в сферу деятельности секретной полиции, но подобная массовая акция требовала внимания. Старший сыщик без труда выяснил, что за объявлением в газете стоит известный своими банкротствами бизнесмен Онни Релонен. За ним следили от почтового отделения до домика в Хяме. Выяснилось, что он намеревался организовать в Хельсинки тайное собрание. К делу подключился еще какой-то полковник.
Ранккала послал своих людей на собрание в «Певчих». Ожидали, что оно выльется в более масштабное событие, но случилось странное: главным итогом оказался терапевтический эффект. Безопасности нации семинар самоубийц, стало быть, напрямую не угрожал. Дело застопорилось, когда после собрания никто не умер. У сыщика возникли смутные подозрения. Потом произошел несчастный случай в резиденции посла Южного Йемена, и Эрмею стало еще интереснее. Дело явно было связано с отношениями между Финляндией и иностранными государствами, а это уже сфера интересов секретной полиции. Кто знает, может эта толпа не так уж безобидна, как кажется.
Секретная полиция выяснила, что группой руководят полковник Кемпайнен и вышеупомянутый бизнесмен Релонен, в руководящую группу завербовали также некую молодую женщину, проректора Хелену Пуусари из Тояла. Деятельность группы быстро распространялась на все государство. Они собрали с самоубийц значительную сумму денег и заполучили новый дорогой автобус. Ясно, что группа скоро оторвется от преследователей и ее след затеряется. Главной их целью, очевидно, было совершение массового самоубийства.
Секретная полиция потеряла след в доме Релонена, когда был наложен запрет на продажу имущества. На следующий день старший сыщик Ранккала посетил дом в Хумалаярви вместе с инспектором по делу, чтобы арестовать Релонена. Но дом был пуст, лишь во дворе дымился пепел от сожженного
