— Не могу сказать ничего определенного, — проговорил приезжий врач, прежде чем я задала ему вопрос — И, признаться, ничего не понимаю. Состояние органов слуха у вашей тети вполне нормальное для ее возраста. Ни малейших патологических изменений. Однако она не слышит даже сильных звуков. Первый случай в тридцатилетней практике... — Он развел руками. — Видимо, вы все-таки правы, дорогой Ренар: это какое-то осложнение на нервной почве...
— И оно должно в таком случае скоро пройти, — поспешно вставил доктор Ренар, явно чтобы успокоить меня.
— Да, поскольку органических изменений нет, — согласился консультант.
— Что у вас произошло? — спросил доктор Ренар, усаживаясь рядом со мной на скамью, когда гость уехал. — Опять повздорили?
— Да. Это становится невыносимым. Я с ума схожу, доктор. Дайте мне что-нибудь, ведь есть успокаивающие лекарства.
— Хорошо, я вам принесу. Да, — добавил он, сочувственно глядя на меня, — вы прямо извелись.
— А вы?
— Ну, я-то выполняю свой врачебный долг. Как говорится: «Исполнить свой долг иногда бывает мучительно, но еще мучительнее не исполнить его». Вот что: лекарства лекарствами, но вы попробуйте, дорогая, успокоить свои нервы по методу Куэ. Старый, проверенный метод.
— А в чем он заключается?
— Он очень несложен. По утрам при пробуждении и вечером, ложась спать, закрыв глаза и сосредоточившись, произносите вслух раз по двадцать подряд: «С каждым днем мне во всех отношениях становится все лучше и лучше. Это проходит, это проходит...»
— Как молитву? — с иронией спросила я.
— Вот именно, как молитву. Только этот метод лечебного самовнушения, разумеется, не имеет никакого отношения к религиозным домыслам. Он вполне научен и многим помог. Я, например, частенько им пользуюсь.
— И помогает? — недоверчиво спросила я.
— Да.
Я верила доктору Ренару и последовала его совету. Теперь каждое утро и вечером, лежа в постели, я исступленно твердила, закрыв глаза:
— Это проходит, это проходит... Мне с каждым днем во всех отношениях становится лучше и лучше. — И снова: — Это проходит, это проходит...
Но ЭТО не проходило.
Я боюсь сойти с ума
Через день глухота у тети прошла так же внезапно, как и началась. На радости она со всеми болтала без умолку и даже захотела послушать радио.
А у меня, как назло, разболелся зуб, было не до болтовни.
— Почему ты не съездишь в Сен-Морис к дантисту? — сказала сочувственно тетя. — Он мне тогда прекрасно запломбировал зуб, ни разу больше не беспокоил. Найти его легко: он живет возле самого моста. Запиши адрес: бульвар Картье, дом пять.
Я поблагодарила ее, записала адрес, но решила пока терпеть и никуда не ездить. Может, боль пройдет сама.
Покидать тетю хотя бы на несколько часов я боялась, и не напрасно...
У нее начались галлюцинации. То она не могла выйти из комнаты, потому что не видела двери, находившейся прямо перед ней. Ей казалось, будто она замурована в четырех стенах, не имеющих даже щели. И она начинала в ужасе буйствовать, впадала в истерику.
То вдруг со смехом объявляла за обедом, будто у меня на голове выросли забавные рога.
— Очень миленькие рога, как у серны. Они даже идут тебе, глупышка. Не снимай их...
Нервы мои не могли этого выдержать, да и зуб разбаливался все сильнее. Попросив доктора Ренара побыть с тетей, я села в машину и помчалась к дантисту.
Но никакого дантиста по тому адресу, что дала мне тетя, не нашла. Несколько минут я тупо смотрела на витрину какой-то захудалой лавчонки, сверяла номер дома, потом пыталась расспрашивать соседей, но они пожимали плечами:
— Дантист здесь никогда не жил...
Неужели это голос подшутил так глупо надо мной, опять внушив тете ложное воспоминание? Хотя я зря грешу на него, совсем расходились нервы. Она сама напутала, всегда плохо запоминала адреса.
Вконец обозленная, я поехала в центр городка и у первого попавшегося дантиста вырвала злополучный зуб. Нужно было, конечно, поставить пломбу, но сейчас некогда было с этим возиться.
Тетя не давала нам передохнуть.
Целый день ей казалось, будто у любимой рыжей кошки Марголетты хвост вдруг стал черным. Тетя переживала, сокрушалась, хотя кошка на самом деле ничуть не изменилась. Мы все, наученные горьким опытом, уже не пытались ее разубеждать.
А потом она несколько часов подряд ничего сама не говорила, а только повторяла, словно эхо, каждую услышанную фразу!
Потом доктор Жакоб мне объяснил, что это явление так и называется — «эхолалия» и его легко можно вызвать гипнотическим внушением. Но тогда мне было жутко слышать, как на простой вопрос: «Тетя, ты не видела наперстка?» — она вместо ответа тупо повторяла точно с той же интонацией: «Тетя, ты не видела наперстка?»
Бедная Лина с перепугу то пересаливала суп, то недосаливала, жаркое у нее подгорало. Она требовала, чтобы муж не отходил от нее ни на шаг, хотя Антонио, по-моему, был человеком суеверным, сам пугался тетиных выходок. А Розали решительно отказалась заходить к тете в спальню. Мне приходилось самой готовить тете постель, под ее прожигавшими мою спину косыми взглядами. Ведь она каждый раз подозревала, что я опять затеваю обыск...
«Наблюдайте внимательно за слугами...» — вспоминая слова Жакоба, я злилась еще больше. Все в доме так перепуганы и удручены, что лучшего доказательства их невиновности не найти.
Мы почти перестали разговаривать с тетей, потому что она относилась ко мне с каждым днем все недоверчивее и враждебнее. Никогда теперь не рассказывала, что вещает «небесный голос», хотя — это несомненно — именно он восстанавливал ее против меня. Доктору Ренару тетя доверяла по-прежнему и не таилась от него. Он записывал в дневник все, что она сообщала и делала, но мне не рассказывал, в чем же меня обвиняет голос.
— Так, ерунда всякая, — отмахнулся он в ответ на мои расспросы.
Видно, хорошенькие небылицы сочиняет обо мне этот мерзкий голос!
Со старым доктором мы тоже почти не разговаривали. Он упорно считал, будто у тети какое-то заболевание, временное психическое расстройство, а в существование голоса не верил и каждый раз подшучивал надо мной, когда я пыталась заводить с ним разговор об этом.
Я чувствовала себя страшно одинокой. Даже с верной подругой Анни, которая посоветовала мне обратиться к Жакобу, я не могла поделиться тревогами. Она, как назло, укатила во Францию отдыхать. Я часами сидела, запершись в своей комнате, и с тревогой прислушивалась к малейшему шуму. Или слонялась по саду, поминутно опасаясь наткнуться на тетку, занятую какой-нибудь нелепой игрой или задушевной беседой с призраками.
Работу я совсем забросила, карандаши и кисти валились из рук. А у меня был срочный и очень важный заказ.
Друзья считают меня довольно легкомысленной и своенравной. Может, они и правы. Но во всем, что касается дела, я страшно пунктуальна. Я мучалась, что подвожу заказчика, но не могла взять себя в руки.
«Что делать? Боже мой, что же делать?» — одна мысль тупым гвоздем торчала в голове.
