Теперь я поняла, какими муками грозил мне голос...
Даже у себя в комнате радио включать я боялась: как бы таинственный голос не добрался и до меня. Ведь доктор Жакоб говорил, что внушения могут начаться так, что и сама не заметишь.
О, какие бесконечные, тоскливые, страшные тянулись дни! Лето выдалось жаркое, томительное, душное, часто бушевали грозы. Я не находила себе места. Книги не отвлекали, а вот газеты я жадно выхватывала по утрам у Антонио, едва он успевал открыть почтовый ящик...
Теперь в газетах мне прежде всего бросалось в глаза то, что раньше казалось просто забавной и вздорной чепухой — предсказания астрологов и объявления всяких магов и чудодеев. Сколько же их печаталось почти в каждом номере! Раньше я не замечала этого разгула суеверий. А теперь...
Открываю утром газету — и сразу лезет в глаза объявление в аккуратной рамке:
Рядом другое объявление — коротенькое и деловое:
Берусь за другую газету — красочный, со множеством фотографий отчет о «Международном конгрессе ведьм». Оказывается, он только что закончился в дремучем лесу английского графства Гемпшир. Наиболее многочисленной была делегация гостеприимных хозяев — членов «Британского общества ведьм и колдунов». Она насчитывает свыше восьми тысяч активных членов, имеет специального секретаря «по связям с общественностью» и пресс-секретаршу — авторы репортажа по-приятельски называли ее «Пресс- ведьмой»...
Президентом этого удивительного общества избрана некая мисс Сибил Лик. Вот она на фотографии — элегантно одетая молодая дама стоит, обворожительно улыбаясь, возле вертолета. Вертолет ее собственный. Она прилетела на нем на конгресс — или все-таки точнее назвать его шабашем?
Я немножко разочарована: уж если прилетать на шабаш, то все-таки на традиционной метле. А тут вертолет...
Много поразительных вещей я узнала за эти дни, просматривая внимательно газеты.
«Интервью с мистером Уилсоном — Верховным жрецом белой магии.
— Мистер Уилсон, лондонские газеты пишут, что колдовство в Англии переживает сейчас самый большой «бум» со времен средневековья...
— Так оно и есть!
— А чем вызвано это явление?
— Я думаю, оно объясняется тем, что церковь уже не в состоянии удовлетворить людей. Они стали разумнее и не хотят беспрекословно принимать на веру все то, что утверждает религия. Церковь не приспособилась к современному миру. Она осталась на том же уровне, на каком была в средние века. Что же касается колдовства, то оно не обременено грузом догм...
— Много ли молодежи среди ваших приверженцев?
— Среди них есть люди всех возрастов.
— Как вы определили бы сущность колдовства?
— Колдовство — это поклонение природе... Церковь распространяет о ведьмах всевозможные порочащие слухи. Мы вовсе не портим скот и не вредим урожаям. Наоборот, мы, колдуны и ведьмы, стараемся помочь людям.
— Скажите, пожалуйста, мистер Уилсон, каждый ли желающий может присоединиться к вашей организации?
— Разумеется. Ни о какой дискриминации не может быть и речи.
— Есть ли у вас какие-либо основания жаловаться, что вы не встречаете поддержки и сочувствия со стороны властей?
— Нет, решительно никаких оснований!»
Я переворачиваю газету и смотрю на дату. Нет, число сегодняшнее, отнюдь не средние века.
В газетах, с фотографиями, сделанными при помощи новейшей техники, вся эта мистика выглядела все-таки курьезно и нереально. Но и вокруг каждый день разве я не видела множество суеверий, — только раньше не замечала?
Лина верит вещим снам, а ее Антонио боится дурного глаза и постоянно носит на шее амулет — высушенную кроличью лапку. Розали мне всерьез испуганно рассказывает, будто старуха Альбиг у них в селении колдунья и ведьма, летает на гору Дьяблере на помеле — это все знают, многие даже видели собственными глазами.
А в детстве сколько мне рассказывали об эльфах, гномах, злых духах, всадниках-скелетах, скачущих по ночам в горных ущельях? Пели песни о заколдованных принцессах, превращенных в камень, — я ведь их до сих пор не забыла, где-то прочно они засели в памяти, и в очертаниях многих скал, особенно вечером, в сумерках, мне мерещатся человеческие фигуры, и я обхожу их с опаской...
Дядя Франц, отправляясь в свой банк, всегда загадывал по номерам встречных автомашин «чет» или «нечет» — удача или нет. А перед смертью стал настоящим мистиком.
«Конечно, болезнь на него повлияла», — убеждала я себя. Но когда загадочный голос снова начинал показывать свою власть...
Каждое утро, просыпаясь, я с ужасом думала: какой-то увижу сегодня тетку? Что она выкинет?
Несколько раз она вдруг переставала всех узнавать и разговаривала со мной, с доктором Ренаром, с окончательно перепуганной прислугой вполне логично, здраво, изысканно-вежливо, но как с людьми совершенно посторонними и незнакомыми, которых она впервые видит.
И нам лишь оставалось неумело подыгрывать ей, тоже притворяться, будто мы незнакомы, — и какой же тогда начинался в доме сумасшедший любительский спектакль, поневоле разыгрываемый бездарными актерами!
С Розали от этого случился истерический припадок, — я долго отпаивала ее водой и успокаивала.
— Мадемуазель Клодина, я больше не могу. Дайте мне расчет! — заливаясь слезами, просила девушка.
Я еле уговорила ее потерпеть еще немного.
А что нам оставалось делать? Я могла только упрямо твердить утром и вечером как заклинание: «Мне с каждым днем становится во всех отношениях лучше и лучше... Это проходит, это проходит».
Наверняка и доктор Ренар предавался таким же молитвам. Но они не помогали.
