мгновение и пристально посмотрела на Корделию. – Тогда нужно заставить его поступить как положено. Ты не должна от меня ничего скрывать. Никто не осудит тебя, если… если… Ну, ты понимаешь, о чем я говорю.
И она взглянула на нее столь многозначительно, что Корделия встревожилась не на шутку. Гонорина догадалась слишком о многом. Поддаваться нельзя.
Корделия взглянула на нее с видом оскорбленной добродетели.
– Его светлость был сама любезность. Кроме того, я никогда бы не позволила ему никаких вольностей. За кого ты меня принимаешь?
– За молоденькую и хорошенькую девушку, у которой могут возникнуть любые желания. Я уже сказала, никто тебя не осудит. Если кто и поступил дурно, так это лорд Веверли.
– Он ничего плохого не сделал, – возмутилась Корделия. Ей необходимо заставить Гонорину поверить ей, иначе ее заставят выйти замуж. – Ты очень обижаешь меня, намекая на то, что я наедине с его светлостью могла вести себя недостойно. Поверить не могу, что ты столь низкого обо мне мнения. – И она разрыдалась, благо особых усилий для этого не требовалось.
Гонорина со вздохом принесла ей свои извинения, но Корделия была уверена в том, что та осталась при своих подозрениях. Больше Гонорина об этом не заговаривала, но Корделия постоянно чувствовала на себе ее пристальный взгляд.
Но это не так волновало ее. У нее хватало других поводов для волнений. К примеру, что будет, если она забеременеет. Сначала Корделию пугала мысль о том, что у нее может быть ребенок от Себастьяна, но к концу второго дня путешествия Корделия даже находила в этом странное утешение. Если Себастьян не может быть с ней, у нее хотя бы будет его ребенок.
Конечно, возникнет множество сложностей, говорила она себе. Но в голове ее уже созрел план. Ни отцу, ни Себастьяну она не сможет сказать правды. Отец станет настаивать на том, чтобы Себастьян женился на ней, а Себастьян поступит «как положено». Нет, этого она не допустит.
Она останется в Лондоне, сказав отцу и Гонорине, что хочет попробовать пробиться в музыкальный мир. За несколько месяцев, пока ее беременность не станет заметной, она постарается скопить как можно больше денег, занимаясь с учениками и сочиняя музыку для лорда Кента. Потом она скроется и, когда ребенок родится, вернется с ним домой и сочинит какую-нибудь историю о бедном сироте, к которому она привязалась.
Но тогда ей придется лгать, лгать про собственного ребенка, в отчаянии думала она. Но лучше ложь, чем брак с мужчиной, которого она любит и который не только не любит ее, но даже ненавидит за то, что она заставила его преступить клятву.
На третий день после отъезда из Йорка, когда она почти убедила себя в том, что беременна, она проснулась и поняла, что пришли месячные.
И тут, к собственному ужасу, она не обрадовалась, а разрыдалась. Стараясь плакать беззвучно, чтобы не разбудить Гонорину, она выскользнула из кровати, сделала то, что полагается, и снова улеглась рядом с Гонориной.
Она лежала, уставившись в потолок, и вытирала слезы. Ребенка не будет. Ей даже не дано было иметь ребенка от Себастьяна. Как глупо, что она расстраивается. Незамужняя женщина не может желать незаконнорожденного ребенка. Но, чем больше она думала об этом, тем больше плакала.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы окончательно успокоиться. Надо радоваться, убеждала она себя. Сколько историй слышала она о девушках, забеременевших с первого раза. Ей повезло, что она провела ночь с Себастьяном и ей не пришлось страдать за это.
Не пришлось страдать! Как будто она и без этого не страдает! Беременность доставила бы ей меньше страданий, чем ежедневное присутствие Себастьяна – рядом и так далеко! Несколько часов с ним вместе все переменили в ее жизни. До того как он появился, она готовила себя к скучной и одинокой жизни старой девы. А если она порой и задумывалась о том, чего лишается, то гнала эти бесполезные мысли. Теперь, когда она уже принадлежала Себастьяну однажды, чувство потери стало непереносимым.
Если бы отец два или три месяца назад сказал, что женится на Гонорине, все было бы иначе. Она бы не злилась на Гонорину, заявляющую, что найдет ей кавалера, а скромно ждала бы, когда у нее появится собственная семья.
Теперь это невозможно. Она никогда не выйдет замуж, и не только потому, что лишилась невинности. Как может она выйти за кого-то замуж, если любит лишь Себастьяна? Она даже представить себе не могла, что кто-то другой будет ласкать ее, как ласкал Себастьян.
Этот негодяй был прав, отговаривая ее отдаваться ему. Она поступила поспешно, необдуманно, ее подтолкнуло на этот шаг отчаяние и внезапное желание, чтобы Себастьян хоть одну ночь безраздельно принадлежал только ей одной.
Но она ни о чем не жалела. Тень улыбки пробежала по ее лицу. Да, пусть это длилось всего несколько часов, но теперь она знает, что такое настоящая страсть! А многие ли могут похвастаться тем же?
И тут раздался стук в дверь – пора вставать. Впереди еще один тягостный день в обществе Себастьяна. Она снова будет всем сердцем желать хотя бы дотронуться до него и не сможет. И у нее даже не будет утешения в том, что под сердцем она носит его ребенка.
И тут она встрепенулась. Она же должна сказать ему! Он велел известить его, если будет ребенок. Мысли ее путались. Но он же не просил сообщать, что ребенка не будет. Нет, нельзя держать его в неизвестности. Он наговорил ей множество ужасных слов, но знать он имел полное право. В конце концов это она ранила его гордость, отказав ему. Так по крайней мере надо сказать, что отцом он не будет.
Но весь день она не могла улучить минутку поговорить с ним. Гонорина и викарий не спускали с них глаз, и каждый раз, когда она под каким-то предлогом хотела остаться с ним наедине, Гонорина была тут как тут.
На самом деле Корделии не хотелось оставаться с ним без свидетелей. Она боялась, что вернется прежняя боль, что он снова обидит ее. Но она знала, что сделать это необходимо. Утром следующего дня они должны были достичь его поместья, и она не могла ждать. Возможно, по прибытии туда у нее вообще не будет возможности переговорить с ним. Он собирался по делам в Лондон, а они с отцом должны были встретиться с лордом Кентом и Генделем.
Так что оставался лишь сегодняшний вечер. Как быть?
