Она и в самом деле была очень нежна с ним в эти дни и больше не заговаривала ни о Фанни Крайслер, ни о поездке в Швецию. Он приказал Фазеру ходить за ней по пятам и подавлял мучительные мысли о том, что Фазер, быть может, действует заодно с О'Хара, главным объектом его подозрений, потому что он нуждался и в Полли и в О'Хара. Ибо близилось решительное сражение. А он был поставлен в необходимость наносить наиболее сокрушительные удары из тюрьмы!
Он, несомненно, находился в прескверном положении. Ему было совершенно ясно, что он должен забыть о своих личных чувствах, покуда не приведет в порядок свои дела.
При помощи Полли он рассчитывал разлучить Национальный депозитный банк с Крестоном. Подъезжая к тюрьме, он наскоро объяснил ей, как ей следует действовать.
Она должна пойти в Национальный депозитный банк к Миллеру, передать ему привет от отца, потом чуточку помяться – так, словно ей трудно начать говорить, – потом залиться слезами и спросить старика, как ей быть: ее муж намерен в ближайшее время забрать из банка деньги ее отца – ее приданое – и полностью вложить их в свою розничную торговлю. Пичем в самые ближайшие дни посетит банк. По всем данным, ей посоветуют умолить отца не отдавать ее приданого. На это она должна ответить, что отец прямо-таки влюблен в ее мужа, и, плача, уйти.
Она столь охотно выразила согласие, что он несколько смягчился и даже посвятил ее в причины этого мероприятия.
Он объяснил ей, что банк, по всей вероятности, тотчас же попытается наладить с ним отношения. Тогда он потребует, чтобы банк перестал так рьяно поддерживать Крестона. И в результате Крестон, надо полагать, приползет к нему на коленях. Отчаянная борьба с конкурентами, должно быть, и без того сильно ослабила его.
Тон, каким Мэк говорил о своих делах, произвел на Полли сильное впечатление.
Она ясно видела: он твердо решил во что бы то ни стало создать им обоим обеспеченное существование.
Она ушла взволнованная и дала себе слово немедленно порвать с О'Хара, с которым ее в конечном счете связывает только плотское влечение, тем более что он в последнее время скверно отзывался о Мэке и намекал на свои планы стать самостоятельным.
В тот же вечер в ресторане, где они обычно встречались, она сообщила ему о своем решении. Он рассмеялся и предложил ей заняться текущими делами у него на дому: он кое-кого увольняет, и ему нужна ее подпись.
– Хорошо, – сказал он, – давай кончим. Ты вольна принимать какие угодно решения. Никто не может заставить тебя делать то, чего тебе не хочется делать. Я не из тех, кто насильно заставляет женщину любить себя, – это ни к чему хорошему привести не может. Если возникнет хоть малейшее сомнение, лучше сразу же кончить. Но может ли это помешать тебе зайти ко мне и уладить текущие дела? Что общего имеют они с нашей связью? Неужели же двое взрослых людей не могут побыть вместе в одной комнате и не наброситься друг на друга? Имеются психологические и моральные соображения против сексуального общения между нами – следовательно, сексуального общения не будет. Все это очень просто. Неужели же окажутся правы жалкие мещане с их грязным недоверием и мерзкими подозрениями? Мы оба – свободные люди!
Он учился когда-то в гимназии и очень хорошо умел говорить. Она пошла к нему, и они сделали свою работу. Потом они улеглись в кровать – психологические и моральные соображения были против этого поступка, но сексуальные были за него. Тем не менее они надолго после этого перестали встречаться.
Наутро Персик пошла к Миллеру в Национальный депозитный банк.
Она имела свежий и отдохнувший вид и была в отличном настроении. После грехопадения ее никогда не мучила совесть – только до него.
Миллер принял ее в своем кабинете. Она передала привет от отца, потом чуточку помялась – так, словно ей трудно было начать говорить, – потом залилась слезами и выложила все, что ей вдолбил Мэк.
– Мэк, – сказала она всхлипывая, – такой честолюбивый! Он во всем хочет быть первым. А для этого ему, ясное дело, нужны деньги, деньги и деньги. Он поддерживает такое количество людей. Эту Суэйер он тоже поддерживал. Это было просто подло с ее стороны, что она так его оклеветала! И я не могу хватать его за руки, когда он тянется к моему приданому, – у него ведь такая широкая натура!
Миллер испугался сильней, чем она ожидала. Старик весь посерел, услышав, что деньги Пичема будут сняты со счета. Он пролепетал что-то про Хоторна и вышел в соседнюю комнату. Через четверть часа она ушла, не дождавшись его.
В тот же вечер Полтора Столетия явились в камеру Мэка. Он был одет как обычно и сразу же распорядился подать стулья и предложил им сигар.
Камера была вполне удобным местом для переговоров. Красный ковер был, правда, убран. Какая-то газета сообщила о комфорте, каким пользуются в тюрьме крупные дельцы. На следующий день двое полицейских скатали и вынесли ковер. Но портрет королевы по-прежнему висел на стене.
Браун делал все, что было в его силах. Он всегда вовремя получал от Мэка причитавшиеся ему комиссионные и был от природы благодарным человеком. Он не был политиком: он оставался верен данным обязательствам.
– Господа, – открыл наконец Мэкхит совещание, шагая взад и вперед по камере. – Ваше посещение поразило меня. Превратности жизни, ее вечные приливы и отливы – так давно разъединили нас. Мы расстались, как дорожив попутчики, говорящие друг другу: «До сих пор мы странствовали вместе. Здесь наши пути расходятся. Но не будем грустить! Скажем друг другу бодрое «до свидания»!» Вы, я слышал, связались с Крестоном – я обратился к Аарону. Каждый из нас вернулся к своим делам, имеющим одну цель – ревностное служение клиентуре. Не так ли?
Миллер закашлялся, а Хоторн, имевший совсем пришибленный вид, подхватил нить разговора.
– Господин Мэкхит, – тихо сказал он, – ваша точка зрения на то, что произошло, делает вам честь. Сколь многие могли бы понять нас превратно в тот момент, когда мы, по зрелом размышлении склонились на сторону Крестона. Национальный депозитный банк принадлежит дитяти. Мы опекуны и не можем руководствоваться нашими личными симпатиями, как другие, более самостоятельные люди. Мы слышали, что вы хотите взять обратно некоторые суммы, доверенные вашим уважаемым тестем нашей фирме?
– Совершенно верно, – ответил Мэкхит, – эти деньги нужны мне для проведения кое-каких коммерческих операции, навязанных моим лавкам борьбой с конкурентами.
Хоторн и Миллер переглянулись.
