доброго, еще заберут! А что, если мне объявиться одним из сыновей маршала Нея?.. Но о чем я им тогда врать буду? Расскажу, как казнили отца… Неинтересно! А если преподнести им, что я вернулся из Шан- д'Азиля?..[15] Пожалуй, еще сочтут за шпиона, будут остерегаться. Скажусь переодетым русским князем. Какими я их угощу подробностями из жизни императора Александра!.. А если назвать себя Кузеном, профессором философии?.. Тут уж я их окончательно оплету! Нет! Мне сдается, что растрепанный заморыш обивал пороги Сорбонны. Как это мне раньше не пришло в голову их одурачить, я так хорошо изображаю англичан, я мог бы выдать себя за лорда Байрона, путешествующего инкогнито… Черт возьми, упустил такой случай! Назваться, что ли, сыном палача… Замечательная мысль, уж наверняка всякий посторонится и уступит тебе место за столом. Нашел! Скажу, будто командовал войсками Али, Янинского паши[16]».
Пока он рассуждал сам с собой, карета катила в облаках пыли, непрестанно подымавшихся по обеим сторонам дороги.
— Ну и пыль! — заметил Мистигри.
— Париж — столица Франции, — быстро перебил его спутник. — Хоть сказал бы, что пыль пахнет ванилью, — по крайней мере новую бы мысль высказал.
— Вы смеетесь, — ответил Мистигри, — а ведь и на самом деле временами каким-то цветком пахнет.
— У нас в Турции… — начал Жорж, приступая к задуманному рассказу.
—
— Я сказал, что в Турции, откуда я недавно вернулся, — продолжал Жорж, — пыль очень приятно пахнет; а здесь она пахнет только в том случае, когда проезжаешь мимо навозной кучи, как сейчас.
— Вы, сударь, возвращаетесь с Востока? — спросил Мистигри, иронически на него поглядывая.
— Ты же видишь, наш спутник так устал, что интересуется уже не восходом, а закатом, — ответил ему его учитель.
— Вы не очень-то загорели на солнце, — заметил Мистигри.
— Я только что встал с постели, проболел три месяца, врачи говорят, скрытой чумой.
— Вы болели чумой! — воскликнул граф в ужасе. — Пьеротен, стойте!
— Поезжайте, Пьеротен, — сказал Мистигри. — Ведь вам же говорят, что чума
— Такая чума, от которой не умирают, но ходят, как
— Такая чума, от которой не умирают, а просто врут потом, как
— Мистигри, — остановил его учитель, — не затевайте ссор, не то я вас высажу. Итак, сударь, — обратился он к Жоржу, — вы были на Востоке?
— Да, сударь, сначала в Египте, а затем в Греции, где я служил под началом Али, Янинского паши, с которым вконец разругался. Там невольно поддаешься климату; множество волнений, вызванных жизнью на Востоке, окончательно расстроили мне печень.
— Вы были на военной службе? — спросил тучный фермер. — Сколько же вам лет?
— Двадцать девять, — ответил Жорж, на которого поглядели все пассажиры. — В восемнадцать лет я простым солдатом проделал знаменитую кампанию 1813 года. Но я участвовал только в битве при Ганау,[17] за которую получил чин фельдфебеля. Во Франции, при Монтеро,[18] я был произведен в младшие лейтенанты и получил орден от… (здесь нет доносчиков?) от императора.
— У вас есть орден? — сказал Оскар. — И вы его не носите?
— Наполеоновский орден?.. Покорно вас благодарю! Да и какой порядочный человек надевает в дорогу ордена? Вот и вы, сударь, — сказал он, обращаясь к графу де Серизи, — готов держать пари на что угодно…
— Держать пари на что угодно во Франции значит ни на что не держать пари, — заметил спутник Мистигри.
— Готов держать пари на что угодно, — повторил Жорж многозначительно, — что вы, сударь, весь в крестах.
— У меня есть крест Почетного легиона, русский орден Андрея Первозванного, орден Прусского Орла, сардинский Аннунциаты, Золотого Руна, — смеясь, сказал граф де Серизи.
— Только-то и всего! — заметил Мистигри. — И весь этот блеск путешествует в «кукушке»?
— Ишь ты, как старичок с кирпичной физиономией привирает, — шепнул Жорж на ухо Оскару. — Видите, я же вам говорил, — продолжал он вслух. — Я не скрываю, я боготворю императора…
— Я служил под его началом, — сказал граф.
— Что за человек! Не правда ли? — воскликнул Жорж.
— Человек, которому я многим обязан, — ответил граф, ловко прикидываясь простачком.
— Например, орденами? — спросил Мистигри.
— А как он табак нюхал! — продолжал г-н де Серизи.
— О, у него табаком все карманы полны были, прямо оттуда и брал, — сказал Жорж.
— Мне это говорили, — заметил дядюшка Леже с недоверчивым видом.
— Он не только нюхал, он и жевал табак, и курил, — подхватил Жорж. — Я видел, как он дымил, и очень забавно, при Ватерлоо, когда маршал Сульт сгреб его в охапку и бросил в экипаж в тот момент, как он уже взялся за ружье и собирался разрядить его в англичан.
— Вы участвовали в сражении при Ватерлоо? — спросил Оскар, вытаращив от удивления глаза.
— Да, молодой человек, я участвовал в кампании 1815 года. Я дрался при Ватерлоо в чине капитана и удалился на Луару, когда армию расформировали. Черт возьми, Франция мне опротивела, я не мог здесь дольше выдержать. При моем настроении меня бы арестовали. Вот я и отправился вместе с другими удальцами — Сельвом,[19] Бессоном,[20] еще кое с кем; все они и по сию пору в Египте, на службе у Мехмеда-паши.[21] Ну, и чудак, доложу я вам! Раньше торговал табаком в Кавале, а теперь задумал стать неограниченным монархам. Вы видели его на картине Ораса Верне[22] «Избиение мамелюков»? Какой красавец! Но я не согласился отречься от веры своих отцов и стать мусульманином, тем более что при переходе в магометанство проделывают некую хирургическую операцию, к которой я не чувствовал ни малейшей склонности. А кроме того, вероотступников все презирают. Вот если бы мне предложили ренту тысяч в сто, тогда, возможно, я бы еще подумал… Да и то!.. Нет, не согласился бы! Паша положил мне жалованье в тысячу таларов…
— Что это такое? — спросил Оскар, развесив уши.
— Так, пустяки. Талар — это вроде монеты в сто су. И, надо сказать, пребывание в этой чертовой стране, если только ее можно назвать страной, мне дорого обошлось, — пороки, которые я там приобрел, дохода не приносят. Теперь я уже не могу отказаться от кальяна два раза в день, а это обходится недешево.
— А каков Египет? — спросил г-н де Серизи.
— Египет — сплошной песок, — нисколько не смущаясь, продолжал Жорж. — Зеленеет только долина Нила. Проведите зеленую полосу на листе желтой бумаги, вот вам и Египет. Правда, египтяне, феллахи, имеют по сравнению с нами одно преимущество: у них нет полиции. Можете исколесить весь Египет, ни одного полицейского не встретите.
— Зато, я думаю, там много египтян, — сказал Мистигри.
— Не так много, как вы полагаете, — возразил Жорж, — там гораздо больше абиссинцев, гяуров, ваххабитов, бедуинов и коптов… Впрочем, все эти дикари мало привлекательны, и я был очень счастлив, когда сел на генуэзское судно, которое шло на Ионические острова за грузом пороха и боевыми припасами для Тепеленского паши. Знаете, англичане продают порох и боевые припасы кому угодно — и туркам и грекам; они бы и самому черту продали, будь у черта деньги. Итак, с острова Занте мы должны были направиться в Грецию, лавируя вдоль берегов. Мой род пользуется известностью в этой стране. Я внук славного Кара-Георгия,[23] который воевал с Портой, но, к несчастью, ей
