Но по-настоящему подкупало в этом человеке то, что Рэссак никогда не пытался извлекать выгоду из «соглашений», никогда не просил ответных одолжений. Если Рэссак принял договорную «плату», то не было ощущения долга. Вопрос был закрыт. Одноразовая услуга. Еще Баске нравилось, что они делали бизнес только когда это было нужно ему, когда Баске что-то требовалось. Никогда наоборот.
Вроде сделки по бухтам. Когда был завален его план застройки, Баске поинтересовался, распространяется ли сфера влияния Рэссака на область разрешений плановых властей.
Рэссак захотел узнать, к чему может относиться нужное Баске разрешение плановых властей, а потом заверил, что, по его опыту, любое разрешение на строительство добыть не слишком трудно. Если знаешь нужных людей. Он сказал это с таким блеском в глазах, так беспечно, так обезоруживающе махнув рукой, что Баске счел за лучшее больше не расспрашивать. Меньше знаешь, лучше спишь. Но он кивнул Рэссаку, и тот просто-напросто гарантировал, что в следующий раз, когда предложения Баске будут представлены плановым властям, он скорее всего обнаружит, что преграды устранены.
В тот раз Рэссак сделал на один шаг больше. Каким образом, спросил он, Баске планирует финансировать эту амбициозную перестройку? Такое предприятие наверняка обойдется в сотни миллионов франков. Если Баске еще не нашел на это деньги, возможно, Рэссак, мог бы немного посодействовать.
Сначала Баске вообразил, что речь идет о корпоративном инвестировании, возможно, краткосрочном, низкопроцентном займе от компании «Рэссак-э-Фрер». Но ничего похожего. Предложение Рэссака состояло в предоставлении ему два раза в год скромного места для груза на одном из судов «Бас-ке-Маритим» и заходе судна в новый порт. И все. Остальное на себя возьмет Рэссак. И он отмахнулся от возражений Баске с той тонкой улыбкой и беспечным взмахом руки.
Конечно, Баске понимал, что имеет в виду Рэссак. Немного грузов из Южной Америки могло принести такие доходы, о которых говорил его компаньон. И уж точно это был не каолин. Но Баске сумел выбросить это из головы.
«То, чего я не знаю, — убедил он себя, — не может мне повредить». Через два дня он согласился со сделкой. Как он мог не согласиться? Это было идеальное предприятие. Когда таможня в кармане, распространение организовано и есть невероятные доходы, все, что нужно сделать Баске, чтобы заполучить свою долю в операции, — подтянуть столько средств, сколько ему нужно, из нового офшорного источника капитальных инвестиций, образованного для него в Марокко. Простой безвозмездный заем, с которым попечители «Валадо» ничего не смогут поделать. Им и знать о нем не обязательно. И все это на расстоянии вытянутой руки. Просто блестяще.
Если бы все в его жизни было так просто, вздохнул про себя Баске, когда «порше» с ревом вылетел из туннеля над Лестаком и побережье вместе с городом раскинулись перед ним во всей красе.
На закуску Анэ. Его любовница Анэ. Беременна, черт возьми. Какого черта она собралась делать? Считается профессионалкой, дьявол ее раздери. Ей что, никто не говорил, что любовницы не должны «залетать»?
Баске еще не осознал должным образом, какую свинью ему подложили. По дороге домой прошлой ночью, после того как Анэ сообщила эту новость, его мозг просто отказывался работать рационально. Шок и злость по этому поводу превратили все его аналитические способности в дикую кашу, булькающую в голове. В мозгу крутилось только: беременна, беременна, беременна...
Этим утром картина не выглядела лучше.
Ему пятьдесят девять лет, грядет крупнейшая в его карьере сделка, а неблагодарная маленькая сучка беременеет. Еще хуже то, что она хочет сохранить ребенка. Уговорить ее не делать этого не представлялось возможным. Бог свидетель, он пытался, но она уже все решила.
Конечно, она поклялась, что покинет город, уедет куда-нибудь далеко, что он никогда больше о ней не услышит... Но Баске с полной ясностью осознавал, что любая договоренность между ними будет пересмотрена, как только Анэ сочтет это необходимым. Ребенок тому гарантия.
Если только в самом деле ребенок его. Если только Анэ действительно беременна. Проклятие... Проклятие...
Припарковав «порше» на своей подземной стоянке под марсельским офисом «Валадо-э-Сье», Баске подумал, не стоит ли рассказать Рэссаку. Тот решит, что делать. Но к тому моменту как лифт поднялся на верхний этаж, Баске решил промолчать.
Дела — это одно, личное — другое. Выйдя из лифта и шагая по коридору к своему угловому кабинету, он понял, что нравится ему или нет, но этой проблемой придется заняться самому.
Он вошел в приемную. Его помощница Женевьева встала из-за стола и последовала за ним, держа в руках расписание деловых встреч. Она весело сообщила, что среди прочих встреч сегодня его ожидает свидание с каким-то полицейским из уголовной полиции.
Баске не любил слово «полицейский». Оно звучало как попечитель, только менее тягуче. Не то чтобы ему было о чем тревожиться — он щедро отстегивал в пользу полицейских пенсионеров и на различные благотворительные мероприятия, к тому же пристроил у себя несколько ушедших со службы полицейских консультантами по вопросам безопасности. Видимо, об этом и пойдет разговор. Кто-нибудь выходит в отставку. Кто-нибудь ищет для себя местечко. Но визит сейчас, когда ему нужно о стольком подумать, в любом случае раздражает.
— Что ему нужно? — Баске стащил с себя пиджак и бросил на кресло.
— Он не сказал, мсье, — ответила Женевьева, книжка с расписанием встреч прижата к груди. — Позвонил вчера вечером, после того как вы уехали навестить тетушку. Просто сказал, что будет благодарен, если вы уделите ему несколько минут. Я могла бы в любой момент переназначить время...
— Нет-нет. Сейчас это не имеет значения, — успокоил ее Баске, закатывая рукава рубашки. — Но не больше десяти минут. Просто стучите и входите. Скажем, мне нужно куда-нибудь еще. Ну, вы сами знаете, как это делается.
Женевьева Шантро кивнула и удалилась. Она знала, как это делается.
Когда дверь за ней закрылась, Баске прошел к бару и налил себе бренди. Сделал глоток и почувствовал, как жгуче крепкий напиток обжег внутренности, подпалив стенки пустого желудка.
Потом, с грохотом пробившись в его подсознание, появилось это страшное противное слово: беременна-беременна-беременна...
38
— Так расскажите мне что-нибудь, что я хотел бы услышать, старший инспектор.
Жако только успел открыть дверь кабинета, как стало ясно, что Соланж Боннефуа, марсельский надзирающий судья, не настроена на легкие разговоры, как обычно. После вчерашних комментариев Гасталя в «Аква-Сите», опубликованных этим утром, Жако прекрасно понимал, что дело времени — вызов в ее офис... и холодный прием.
— Мы делаем успехи, — ответил он, закрывая за собой дверь.
— Похоже, убийца тоже, — парировала мадам Боннефуа, держа в руке свернутую на манер дубинки утреннюю газету. Она стояла за столом, одетая к заседанию в черную мантию с белым адвокатским воротничком. В свои сорок девять судья была одинока, имела шесть футов роста и продолговатое лицо, обрамленное преждевременно поседевшими вьющимися волосами. Ее губы напоминали беспощадную линию, подбородок неодобрительно прижат к шее, из-за чего глаза находились на уровне верхнего среза ее бифокальных очков. — Это вы, я полагаю, видели? — продолжала мадам Боннефуа, помахав перед собой газетой.
— Если честно, то нет, не видел, — ответил он беспечно, перегнулся через стол и выдернул газету у нее из рук. Он развернул ее, взглянул на заголовок: «Серийный убийца на свободе» — и ниже, где было напечатано мелким шрифтом: «Полиция отрицает сокрытие факта». Рядом с заголовком была помещена фотография Гасталя, торчащего из окна машины, сделанная в тот момент, когда они с Жако уезжали с территории «Аква-Сите». Первая полоса. Милый старина Гасталь. — Вы позволите?.. — Жако указал на кресло.
Мадам Боннефуа кивнула.
