– В голову и в живот.
– А где же полк ваш весь?
– А … его знает.
Наши батарейцы подменили носчиков, до господского двора.
Кандалинцев им:
– Пусть на наших санях довезут до Либштадта, и сразу назад.
Городок Либштадт, на скрещении шести дорог, пушечный дивизион беззаботно проехал вчера вечером. А если немцев туда допустить – у них все дороги.
– Павел Петрович, а ведь наш перебежчик – не соврал.
– Велел я его покормить, – проворчал Кандалинцев.
– А что наш комбат? И по рации не отвечает?
А – что весь дивизион?
От дальних зарев тоже чуть присвечивает. И глаза пригляделись в мути. Вон, чернеет ещё группка наших. Сюда.
И вон.
И вон.
Да, тут не постреляешь.
И вдруг: справа, спереди – да где наши 4-я, 5-я батареи! – густая громкая пулемётная стрельба.
И – крупная вспышка! вспышка! – за ними взрыв! взрыв!
22
Из смутного ночного брезга, из полного беззвучья – грянуло на 5-ю батарею сразу от леса справа, но даже и не миномётами – а из трёх-четырёх крупнокалиберных пулемётов – и почему-то только трассирующими пулями. Струями удлинённых красных палочек, навесом понеслась предупреждающая смерть – редкий случай увидеть её чуть раньше, чем тебя настигнет.
И сразу затем от того же лесу раздалось – «hur-ra! hurra!» – густое, глоток не меньше двести.
И бежали на орудия – валом, чуть видимые при мелькающих красных струйках.
От пушек звукнуло несколько ружейных выстрелов – и больше не успели. Красные струи перенеслись на левую, 4-ю батарею – а 5-ю уже забрасывали гранатами. Вспыхивало, вспыхивало огнями.
Атака застала Топлева на дальнем краю 4-й батареи – вот! готовились – сам их готовил – а и сами не верили. Да целую ночь уже на струне, ослабли, кто и заснул.
Да – и больше их втрое, чем нас!
Кричать? командовать? уже голос не дойдёт, и не он разбудит.
Всё это коротко – как удар ночным кинжалом.
Ни-че-го Топлев сделать уже не мог! Только – бежать? Бежать в Кляйн к штабной машине и поджечь.
И – побежал.
И слышал взрывы за собой, уже близко, – и прорезaлись меж взрывами крики – наши? ихние?
Ещё отличить: из карабинов бьют, это наши.
У машины планшетист и радист только и ждали: плескали на будку машины бензином! подносили и тыкали горящей паклей.
Ах, взялось с четырёх сторон! Ат-бегай!
Убегай!
Планшета нашего вам не видеть! И в документах не ковыряться.
Уже гранат на батарее не метали. Достреливал кто-то кого-то.
Бежали сюда, на пожар, пули просвистывали рядом, цель видна.
И Топлев – побежал со своими штабными солдатами.
Бежал – зная только направление верное, а весь смысл – потерял.
Кто-то ещё сбоку бежал, с батарей, не видно.
В голове проносилось: детство, школа – да с какой плотностью, да всё сразу.
Солдат приотстал, чтоб рядом с капитаном.
От задыха и не скажешь, понятно и так.
По дороге – на мост, как утянули, спасли 6-ю. Тут – километр.
Остановились, оглянулись. Высоко, над деревьями, краснело пламя от машины.
Говорил комдив: до Германии дотянуть её.
А где пушки остались – только автоматные дострелы.
23
Кандалинцев и Гусев потом только вместе, помогая друг другу, – могли и не могли вспомнить, как же оно точно было? Что после чего? И чья именно пушка попала в первый танк? и в третий? и отчего горел бронетранспортёр?
Аж часов до шести утра нельзя было стрелять: впереди, по тот берег, трещала автоматная перестрелка, и всё время выходили наши люди из окружения. Как будто и частей наших там нет, а сколько их набралось в этой снежной мгле.
Но потом по левой дороге, от Дитрихсдорфа, стали помигивать подфарники танков и бронетранспортёров. Немцы пошли! Иногда коротко вспыхивали и фары, не удерживались не включать, – шла моторизованная колонна. И всё явней нарастал её гул, через последнюю автоматную стрельбу.
А вот оно – первое рыло и вылезло! Пора – и бить.
– Орудие к бою! – еле донеслось через шоссе справа от Кандалинцева.
– Прямой наводкой! – трубно заорал Олег и своему расчёту. – Огонь!
Наводил Петя Николаев. Рыгнуло наше орудие. И кольцовское рыгнуло.
И Олег бросился помогать расчёту со следующим снарядом, теперь всё в быстроте!
А немец не ожидал тут огня.
Стал расползаться в стороны.
Но и мы – не мимо! Фонтаны искр от брони! – значит, угодили, осколочно-фугасным!
Остановился танк.
А позадей – загорелось что-то, наверно бронетранспортёр.
А по дороге – колонна катила!
Но и мы свои снаряды – чуть не по два в минуту!
А наш снаряд – и «королевскому тигру» мордоворот.
И так получилось удачно – как раз перед мостом и на мосту – разворотили по танку, и пробкой закрыли мост.
Удивляться, что сам мост уцелел.
Немецкие танки били сюда, но оттого, что берег наш много выше, а они снизу, – снаряды их рикошетили и улетали выше. Расчёты падали влёжку в кюветы и тут же вскакивали опять заряжать. Николаев и Кольцов не отходили от орудий – и целы остались.
…Когда не думаешь ни о себе, ни о чём, ни о ком, а только как бы вжарить! как бы вжарить.
А немцы вперемежку стреляли и неразрывными болванками, как у них повелось ещё с осени: не хватает снарядов?
А от болванок – осколочных ранений нет, только во что прямо угодит.
Всё ж – ранило мятучего Юрша и двух из расчёта Кольцова.
И на орудии Николаева танковой болванкой перекосило колонку уравновеса.
Вот так – вспоминали потом, все вместе, но что именно за чем и от кого – уже никому не разобраться.
Потом – было разное. Подошёл-таки, ниоткуда возьмись, наш стрелковый взвод – и залёг по берегу.
Мост – на пристреле. Между подбитыми танками немцы поодиночке пытались сюда пробегать – тут их и укладывали.
А через лёд, да по круче, в снегу утопая, – кручу берега тоже не взять.
Ну и нам по мотоколонне на тот берег – нечем бить, снаряды кончились.
А тут, по свободной дороге сзади, вдруг подкатил наш танк с угловатым носом, И-эС, новинка,
