бывает при сильных землетрясениях, либо от действия воды. Мало того – он высказал мысль о том, что некоторые пласты на горах произошли от древних морей, в которые они были когда-то погружены.
«Еретик и безбожник! – кричали богословы, близкие ко двору шаха. – Он говорит недозволенное и неразумное! Кто может сомневаться в том, что и горы и моря – все создано волей всемогущего аллаха!..»
Однако эта дерзкая мысль привлекла внимание хорезмшаха. Мало того – шаху захотелось проверить, справедливы ли слова ибн Сины. И тогда правитель Хорезма сказал, что в этом ученом споре должен принять участие Абу-Райхан ал-Бируни, который, как ему стало известно, не уступает ибн Сине в своей учености. Хорезмшах не знал о том, что ал-Бируни позволяет себе высказывать весьма рискованные мысли, какие не решился бы сказать ни один правоверный ученый. Мамуну не было известно, что ал-Бируни открыто высмеивает мусульманских богословов, которые объясняют те или иные явления природы не чем иным, как только всемогуществом аллаха. Но в тот самый час, когда ал-Бируни расположился в доме, отведенном ему в Гургандже, дабиру пришло в голову рассказать своему повелителю о странностях, присущих ученому-хорезмийцу. Почему он так сделал? Может быть, потому, что захотел представить ал- Бируни именно таким, каким он был на самом деле, чтобы впоследствии не подвергать его опасности быть оклеветанным невеждами. И дабир рассказал Мамуну о том, что ал-Бируни ведет себя как вольная птица – что хочет, то и делает: высмеивает богословов, не считается с их мнением и в суждениях своих тверд, как скала, хотя многие с ним не согласны.
– И как же он их высмеивает? – спросил хорезмшах. – Поистине аллах велик – он создал и птиц и ученых… Только он дарует разум человеку. А если всемогущий одарил ученого столь удивительным свойством, что он способен понять движение небесных светил, значит, он же внушил ему мысль о том, что богословы неправы. Ну-ка, расскажи, в чем они неправы.
– Один из известных мне ученых, – отвечал дабир, – стал свидетелем спора между Абу-Райханом и багдадским мудрецом. Они говорили о причинах, вызывающих подъем воды, и о том, почему бьют фонтаны. Ал-Бируни был краток. Он сказал: «По этому вопросу со мной спорили многие люди. Они склонны приписать божественной мудрости то, что не узнали в науках физических. Сказав, что аллах всемогущ, они тем самым отвечают на все вопросы. А в чем истина, они не знают».
– А он знает, в чем истина? – спросил Мамун с усмешкой. – Богословам свойственно многое объяснять всемогуществом аллаха. Но как еще можно это объяснить? Я желаю услышать ответ из уст самого Абу- Райхана. И еще меня занимает спор о том, движется ли Земля или стоит неподвижно. До меня дошло, будто иные сомневаются в том, что Земля стоит неподвижно.
Дабир, хорошо знавший труды знаменитого хорезмийца, решил объяснить хорезмшаху, в чем особенность мысли ал-Бируни. Он сказал:
– Досточтимый шах Мамун! Известный тебе ученый ал-Фараби давно уже писал о том, что Земля не двигается ни со своего места, ни на своем месте. А вот ал-Бируни, отдавая должное великому ал-Фараби, говорит совсем другое. Он ссылается на индийских астрономов.
– Что же он говорит об этом? – полюбопытствовал шах. – Многие считают Абу-Райхана хорошим астрономом. Надеюсь, он не позволяет себе недозволенного?
– Мне говорили, – отвечал дабир, – что ал-Бируни согласен с мыслью индусских астрономов. А те говорят, будто Земля движется, небеса же находятся в покое…
– Это уже чрезмерно! – воскликнул шах Мамун. – Слава аллаху, этого нет, иначе камни и деревья падали бы с Земли!..
– Так думают многие, великий шах. И я так думаю. Однако астроном Брамагупта утверждает, что все предметы притягиваются к центру Земли и потому не падают при вращении Земли.
– Эта дерзкая мысль мне непонятна! – воскликнул хорезмшах. – Не мне судить, кто из них прав. Аллах велик! Он рассудит! Нам неведомо, согласен ли Абу-Райхан с индусскими астрономами. Мало ли что говорят… Одно скажу: Абу-Райхан ал-Бируни уроженец Хорезма, и он должен быть при моем дворе. Пусть он докажет нам, что правда за Брамагуптой.
– Я жду его с минуты на минуту, – ответил с поклоном дабир. – Может быть, суждения Абу-Райхана странны, однако я верю, что его знания в астрономии и математике принесут Хорезму великую пользу.
Пышный двор хорезмшаха Мамуна показался ученому даже чрезмерно богатым. Гурган был намного беднее и меньше столицы Хорезма. Там не было таких красивых дворцов, не было таких величавых мечетей, не было столь шумных улиц и таких обширных караван-сараев. Ал-Бируни получил почетное место при дворе правителя Хорезма. Ученому был предоставлен богатый дом и подарена одежда, достойная самого вазира. На следующий же день хорезмшах Мамун пожелал увидеть ал-Бируни.
Правитель великого Хорезма принял ученого приветливо. Мамун не был таким чванным и заносчивым, каким был султан Махмуд Газневидский. Лицо его было спокойно и благородно. Глаза хорезмшаха не метали молнии гнева и только с любопытством смотрели на скромного худощавого человека, который сумел завладеть умами людей, не имея никакого достояния и никакой знатности. Руки хорезмшаха, унизанные драгоценными перстнями, спокойно лежали на подлокотниках. По обе стороны трона стояли телохранители, словно каменные изваяния.
«С этим, пожалуй, можно поладить», – подумал Абу-Райхан, склонившись перед правителем.
Быстро ответив на приветствие, Мамун прежде всего спросил, согласен ли Абу-Райхан с утверждениями индийских астрономов.
Ал-Бируни не ожидал подобного вопроса. Не собирается ли шах Мамун разоблачить его и всенародно назвать еретиком? Но он тут же отбросил эту мысль. Зачем же так? Скорей, наоборот: если правитель Хорезма знает что-либо об индийских астрономах, то это просвещенный правитель. Но как ответить более понятно?
Подумав немного, Абу-Райхан сказал:
– Вопрос, заданный мне великим правителем Хорезма, заслуживает большого внимания. Но я бы не хотел ответить на него поспешно. Если бы великий шах пожелал собрать меджлис ученых… Пусть мой повелитель не подумает дурно, я могу и сейчас ответить великому шаху, – продолжал Абу-Райхан. – Но меджлис…
– Меджлис – хорошо! – поспешил с ответом хорезмшах. Ему как раз и хотелось услышать спор ученых.
Ал-Бируни еще мало знал правителя Хорезма. До него дошли слухи о том, что Мамун II человек просвещенный, не лишенный интереса к наукам. Но как понять поставленный им вопрос? Если шах Мамун
