украшений. Скуластое лицо с волевым подбородком наискось пересекал страшный шрам, чудом не задевший глаз. Зачёсанные назад чёрные волосы были собраны в хвост, достигавший середины спины. Но самое интересное — глаза.
Глубокие, серые, они лучились какой-то неестественной добротой. Один взгляд — и все страхи Фатеи бесследно испарились. Она попыталась отодвинуться, но незнакомец не пустил.
— Добрый нынче вечер, верно? — прозвучал низкий голос. Фатея отвернулась.
— Добрый, наверно… — она шмыгнула носом. — Кто ты?
Незнакомец повёл широкими плечами. Только тут Фатея заметила рукоятку прямого меча, торчавшую из-за его спины.
— Меня зовут Кай. — представился неизвестный воин.
— Фатея… — девушка примечала всё больше подробностей. Вот широкий пояс с многочисленными кармашками, котомка за спиной, перевязь с метательными ножами…
— Не скажешь ли, что за деревня у меня на пути?
«Это же друид-странник, язычник!» неожиданно поняла девушка. И как ни странно, совершенно перестала боятся. Иррационально, глупо — да. Но страх исчез.
— Деревня Килина — ответила Фатея. И добавила, покраснев до ушей: — Мы рады гостям…
Кай стрельнул на неё глазами из-под густых бровей.
— С чего это ты решила, что я иду в вашу деревню? — спросил он с усмешкой. Ответить девушка не успела. За спиной захрустели ветки, и показался тот самый воин что оскорбил Фатею.
— Стой. — мрачно сказал он.
— А разве я бегу? — невозмутимо спросил странник.
— Кто таков?
— Зовусь Кай. Путешественник, знахарь, менестрель… И много ещё кто.
Содат смерил взглядом пришельца с ног до головы.
— Почему с оружием? — вопрос был задан довольно резко.
— Тут опасные места… — неопределённо ответил Кай.
— Ты носишь боевой меч. Святой престол запретил носить боевое оружие гражданским лицам, только охотничье…
— Я не принадлежу к числу подданных святого престола. — спокойно произнёс гость.
Солдат нахмурился.
— Еретик!
— Я друид.
Кай повернул серебрянный обруч на пол-оборота, продемонстрировав гравировку. Сплетённые в схватке Змея и Орлица, символ друидов.
— Моя вера допущена к свободному исповеданию. — напомнил Кай.
Кольценосец помрачнел.
— Ненадолго, будь уверен! — бросил он хмуро. — Ну, ладно. Что привело тебя в наши края?
Гость помолчал.
— А вот этого позволь мне не раскрывать. — сказал он после короткой паузы. — Клянусь, что цели мои — мирные, и не несут угрозы никому из верующих в Назидание Предков.
От удивления глаза Фатеи полезли на лоб. Неужели друид не мог придумать что-нибудь правдоподобное? Обязательно вызывать подозрение кольценосцев?!
Та же мысль пришла в голову солдату. Он задумался, то и дело поглядывая на друида.
— Пошли к командиру. — решил наконец воин. — Расскажешь ему свою историю.
Гость последовал приглашению.
Фатея дрожала. Целый час она лежала в траве за кустом, наблюдая, как друид негромко тянет древнюю песню о Предках. Десяток воинов расположились кругом, слушая менестреля.
Кай пел великолепно. Его низкий, чуть хриплый голос заставлял забыть о настоящем и погрузиться в прошлое. Менестрель пел о великих днях, когда люди парили меж звёзд и никто не смел противиться святой воле Человека…
Песня тянулась подобно последним лучам зимнего солнца, напрасно стремящимся помочь умирающему костру… Но напоминающими, что некогда все костры были частью Звёзд. Захваченные ритмом, слушатели забыли о дыхании.
Фатея невольно вспомнила толстые, лоснящиеся переплёты книг с Назиданиями.
«…Да пребудет с вами бдительность, о сыны Адама. Не давайте семенам милосердия — то порок! — разрушить плоть и кровь тел ваших, ибо не ваши тела; Мои. Не давайте семенам сомнений — то грех! — отравить души вам, ибо не ваши души; Мои. Аз есть слова Мои, и да будет предан мне через огонь всяк, осмелившийся исказить либо толковать слова Господа вашего иначе нежели Я глаголю…»
«…Истинно говорю Я вам: в тот день востанут со дна морского тысячи убиенных вами душ вражеских, и призовут вас к ответу; грядёт день Страшного Суда. Внемлите же Мне, грешники: то не Божий суд, но Богопротивный, и не должно вам боятся дня грядущего, ибо сказано: Я Господь. Три казни пошлю я вам, дабы узнать, истинна ли вера в душах ваших; казнь первая — память…»