может быть, за исключением пастора, рады вам. При этом не забывайте, именно пастор первым пришел вам на помощь и вытащил вас, когда вы упали. Хотя, конечно, никуда не денешься от его религиозного фанатизма.
— Я докажу свою необходимость всем, даже пастору.
— Именно поэтому вы ринулись штурмовать стену? — поинтересовался Лэнсинг.
— В тот момент я не думал об этом. Я видел реальную работу, которая должна быть выполнена, и я постарался сделать ее. Впрочем, может, и в самом деле я пытался что-то доказать.
— Юргенс, ваш поступок был редкостной глупостью. Обещайте мне, что больше этого не повторится.
— Попробую. Останавливайте меня, если я начну делать глупости.
— Хорошо, в следующий раз я сразу стану бить вас тем, что попадется под руку, — заключил Лэнсинг.
Они услышали голос генерала:
— Лэнсинг, идите, ужин готов.
Лэнсинг поднялся.
— Может, и вы присоединитесь к остальным? Я помогу вам дойти.
— Пожалуй, нет, спасибо, — поблагодарил Юргенс. — Мне о многом надо подумать.
Глава 10
ЛЭНСИНГ ОБТЕСЫВАЛ срубленное раздвоенное молодое деревце: мастерил костыль для Юргенса. Пастор поднялся, чтобы подбросить дров в огонь.
— Где генерал? — спросил он.
— Он пошел за Юргенсом, — ответила Мэри.
— Зачем он это делает? Почему не оставит его в покое?
— Это было бы нехорошо. Юргенс должен быть вместе с нами.
Пастор молча вернулся на свое место. Сандра подошла к Мэри.
— Там кто-то возится в темноте, — сказала она тихо. — Я слышу, как оно сопит.
— Это, наверное, генерал. Он пошел за Юргенсом.
— Нет, это не генерал. Это что-то четвероногое. И генерал не сопит.
— Какие-нибудь маленькие зверушки, — вставил Лэнсинг, оторвавшись от работы. — Они всегда шныряют вокруг, где ни разбивай лагерь. Приходят из любопытства — просто посмотреть, что происходит, а может, и ухватить что-нибудь съедобное.
— Они нервируют меня, — сказала Сандра.
— У нас у всех нервы на пределе, — заметила Мэри. — Этот куб…
— Давайте постараемся пока забыть о кубе, — предложил Лэнсинг, — утро вечера мудренее.
— Мое мнение о кубе, по крайней мере, не изменится, — вмешался пастор. — Он — порождение зла.
В круг света, отбрасываемого костром, вошел генерал, поддерживая шатающегося Юргенса.
— Что тут говорят о порождении зла? — прогремел генеральский голос.
Пастор промолчал. Генерал усадил робота между Мэри и пастором.
— Он с трудом двигается. — Генерал кивнул на Юргенса. — И практически не способен пользоваться ногой. Нельзя ли закрепить ее получше?
Мэри покачала головой:
— Сломалась одна из деталей в коленном сочленении, и заменить ее нечем. Что-то погнулось в бедре. Я смогла восстановить некоторые функции ноги, но больше ничего не поделаешь. Костыль Эдварда должен помочь.
Генерал тяжело опустился на землю рядом с Лэнсингом.
— Готов поклясться, — сказал он, — кто-то помянул зло.
— Оставьте, для обсуждения есть темы и поважнее, — попытался предотвратить столкновение Лэнсинг.
— Не нужно, уважаемый учитель, — произнес пастор, — вмешиваться в спор между священнослужителем и воином. Мы можем наконец выяснить наши отношения.
— Ну что ж, если вы настаиваете, пожалуйста, — сказал Лэнсинг. — Но прошу вас оставаться джентльменами.
— Я всегда веду себя как джентльмен, — гордо заявил генерал. — Инстинктивно. Офицер и джентльмен — эти понятия неразделимы. Что же до наших неотесанных друзей…
— Я только сказал, что куб — порождение зла, — перебил его пастор. — Возможно, это мое личное мнение, но служителей церкви, в отличие от военных, учат замечать такие вещи.
— И как же вы выявили зло? — поинтересовался генерал.
— О, достаточно взглянуть на куб. Полоса песка вокруг него предостерегала нас. Люди доброй воли окружили куб этой полосой, и мы должны были внять предупреждению. Тот, кто не внял, заплатил за это достаточно дорого.
— Может, это и было предостережение, — отпарировал генерал, — но полоса полна ловушек, в одну из которых и попал наш металлический друг. Если я не ошибаюсь, ваши люди доброй воли не имели отношения к ловушкам. Добро, их добрая воля обнесла бы всю эту конструкцию ограждением. Вы, пастор, пытаетесь внести панику в наши ряды. Вы называете опасность злом, чтобы оправдать свое бегство от нее. Я считаю, необходимо пересечь полосу, но соблюдая максимальную осторожность: с помощью кола или шеста нам следует обнаружить и обезвредить ловушки. Кто-то явно не хочет, чтобы мы узнали слишком много об этом кубе. Возможно, это информация чрезвычайной важности, и я, например, не собираюсь упускать такой шанс.
— Это в вашем духе, — отозвался пастор, — и я не пошевелю и пальцем, чтобы остановить вас, но моя святая обязанность — предупредить, что злые силы лучше оставить в покое.
— Снова вы про злые силы. Могу я спросить, что такое зло? Как вы его определяете?
— Пытаться объяснить вам такие вещи — пустая трата сил.
— Кто-нибудь видел, что в точности произошло, когда Юргенс упал? — вмешалась Мэри. — Он сам ничего не видел, только сказал, что почувствовал толчок. Что-то ударило его, но он не видел что.
— Я ничего не заметил, — уверенно произнес пастор, — хотя стоял так, что должен был видеть все мелочи. Это утверждает меня в мысли, что здесь не обошлось без вмешательства злых сил.
— Я видел что-то, — вступил в разговор Лэнсинг, — или мне просто показалось. Это звучит несколько странно, но я не уловил движения. Только рябь. Рябь, которая пробежала столь быстро, что я не могу сказать наверняка, будто я ее видел. Я и сейчас еще полон сомнений.
— Не понимаю, как вы можете говорить о зле! — воскликнула Сандра. — Куб прекрасен. Он заставляет затаить дыхание, любоваться им. Я не ощущаю в нем зла.
— И все-таки он атаковал Юргенса, — возразила Мэри.
— Да, я понимаю. Но, даже зная об этом, я не перестаю восхищаться им. Мое мнение — в нем нет зла.
— Хорошо сказано, — восхищенно произнес генерал. — Сразу видно, что вы поэтесса, дипломированная поэтесса — кажется, так вы себя назвали?
— Да, вы правы, — тихо откликнулась Сандра. — Вы представить себе не можете, что это для меня значит. Только житель моего мира может понять, какая это честь быть дипломированной поэтессой. Поэтов у нас очень много, и многие из них — мастера своего дела, но лишь единицы удостаиваются диплома.
— Право, не могу себе представить такого мира, — сказал пастор. — Должно быть, это волшебное место. Много красивых слов, но, боюсь, мало хороших дел.
— Вы правы, вы не можете представить себе нашего мира, — ответила Сандра. — Вы чувствовали бы себя у нас не в своей тарелке.
Некоторое время все сидели молча.
