И
И так далее и тому подобное.
Я показал эти письма Стэну, а потом и остальным, надеясь, что хоть кто-нибудь узнает стиль или почерк или какая-нибудь крохотная деталь наведет на след автора. Но все были озадачены не меньше нас. Никто никогда не сталкивался ни с чем подобным, и мысль о том, что поблизости обитает чокнутый преследователь Писателей Писем, встревожила всех. Сейчас его жертвой был я, но следующим мог стать любой, и — кто знает? — преследователь мог быть и не один.
Естественно, Стэн считал послания фальшивками, сочиненными Писателем Писем, заманившим нас сюда, тем, кто возглавлял фирму, — Верховным Писателем Писем, как называл его Стэн, — чтобы испытать меня и помучить. Неотступная слежка за каждым моим шагом до смерти напугала Стэна. Он был уверен, что и за ним неотрывно следят.
Может, да, может, нет. Я все больше и больше думал о том, что я другой, что я особенный.
Я продолжал верить в то, что ведьма, которую я видел здесь, действительно ведьма Акации, затаившая против меня злобу. Я продолжал верить в то, что письма присылает чокнутая поклонница или тайный враг. Я также верил в правоту Стэна и в постоянную слежку, хотя не понимал, как все это связано.
Как часто бывало, мыслями я возвращался в сновидение с цирковым шатром в пустыне и гниющим телом Христа. Тот ночной кошмар не давал мне покоя, и я не мог не чувствовать в нем какого-то скрытого метафорического значения. Может, все рассыпается, все трещит по швам, думал я. Может, нет никакой логики, никакого порядка, никаких причин, только хаос писем и беспорядочные действия, все больше выходящие из-под контроля.
Заглянула Вирджиния узнать, как идут мои дела. Это было для меня сюрпризом. Я собирался начать серию жалоб от покупателей сети «Стор», как вдруг услышал стук в дверь и увидел на пороге Вирджинию.
— Я думала о вас! — бодро воскликнула Вирджиния, сдержанно, но вполне искренне обнимая меня. — Как поживаете?
— Отлично, — ответил я, не желая вдаваться в детали. Вирджиния плюхнулась в мое кресло, окинула взглядом кабинет и захихикала, увидев музыкальные постеры:
— Так вот вы какой!
Я ощетинился. Откуда она знает, какой я? Мы общались только раз, и то недолго. Никто не может понять меня так быстро. Я не
Правда, долго злиться на нее я не мог. Вирджиния поднялась и стала мерять шагами мои маленькие владения. Что-то было в ней обезоруживающее, и я вдруг обрадовался ее приходу.
— Где вы работаете? — спросил я.
— На десятом этаже. Хотите посмотреть?
— С удовольствием.
— Тогда идемте.
Первый раз я улизнул с рабочего места в разгар дня. Как верно заметила Вирджиния, я взял на вооружение служебную этику среднего класса и, несмотря на разрешение Генри работать где и когда я захочу, каждый день являлся в свой кабинет и отрывался от работы только на кофе и ленч, а если я все же линял с работы пораньше, то на следующий день наказывал себя лишением одного из перерывов.
— Расслабьтесь, — сказала Вирджиния. — Наслаждайтесь жизнью.
Лифт остановился на десятом этаже. Металлические двери заскользили в стороны. Я не удивился бы, увидев множество замысловато оборудованных рабочих пространств, как на нашем четвертом этаже. Я не удивился бы огромной викторианской библиотеке.
Но то, что я увидел, меня поразило.
Офисные закутки.
Под резким светом флуоресцентных ламп рабочие места были сгруппированы по четыре или по шесть в квадратном зале, явно не вступавшем в конфликт с законами физики и точно соответствующем размерам здания, каким оно казалось снаружи.
Вирджиния непринужденно взяла меня под руку. Почти все гости с той вечеринки и еще дюжина или больше других сотрудников сидели в серых эргономичных рабочих креслах за простыми, одинаковыми столами. Эрнест печатал на машинке, у Лео было несколько каллиграфических ручек, у Джеймса — персональный компьютер, но — за исключением нескольких личных предметов — все рабочие места выглядели одинаково.
На рабочем месте Вирджинии я обнаружил груду бумаг, фотографию какого-то сада, красную розу в вазе и — как я решил, неуместный — плакат со сценами из комикса о Дилберте, приколотый чертежными кнопками к серой низкой передвижной стенке. Пластмассовый стаканчик охлажденного чая с ломтиком лимона и растаявшим льдом оставил круглое пятно на бумагах.
Все казались вполне счастливыми или, по меньшей мере, довольными — что может принести счастье Писателю Писем, если не сочинение писем? — однако окружающая обстановка показалась мне невыносимо унылой.
— Вирджиния, это ваше рабочее место?
Она ответила утвердительно.
— Но почему вы не… почему вы… как случилось, что вы работаете в таком месте?
— На нашем уровне уже не нужны ухищрения, искусственная среда, как у зверя в зоопарке. — Вирджиния улыбнулась. —
Я не ответил. Может, я и не нуждался в, как она выразилась, «атмосфере», чтобы писать результативные письма, но мне гораздо больше нравилось работать в своем индивидуализированном кабинете, чем в этой стерильной обстановке.
— Ваше место здесь, с нами, — сказала Вирджиния и оглянулась, как будто опасалась, что нас подслушивают. — Видите ли, у нас здесь есть вакансия.
Я опять промолчал.
Мы останавливались ненадолго у отсеков, где работали люди, знакомые мне по вечеринке, и болтали непринужденно, как случайно встретившиеся друзья, однако вскоре Вирджиния явно занервничала, и я почувствовал, что пора мне выметаться отсюда. Вирджинии явно пора вернуться к своей работе. Я так и не понял, зачем она пригласила меня, разве что сообщить о вакансии, но спросить не посмел. Вирджиния мне нравилась, однако полностью я ей не доверял. Вдруг тот чиновник, что допрашивал меня и прервал нашу вечеринку, дал ей это поручение? Я не видел его с того вечера, только у меня было четкое впечатление, что он все еще где-то рядом и следит за мной.
Докладывает обо мне большому начальнику, главному администратору, Верховному Писателю Писем. Я определенно поверил этой части теории Стэна.
