Пик.
К счастью, Брэд, должно быть, принял к сведению мое замечание о «племяннике», потому что молчал как рыба. Если бы еще знать, что он успел наболтать…
— Я и не знала, что мальчик имеет к вам какое-то отношение, — нарушила молчание Джанет, — но теперь я действительно вижу определенное сходство. Значит, он живет здесь, в Гелиуме?
Я не знал, что сказать, но Брэд выручил меня как раз вовремя:
— Нет. Я же говорил, что живу в Библосе.
Но Джанет никогда не терялась:
— Ах да, действительно. А я и забыла.
Довольно дико для профессионального репорте «забыть» ответ, полученный пару минут назад. Я изо всех сил постарался придать своему лицу нейтральное выражение. Интересно все-таки, что еще успел сказать ей Брэд?
— Твой дядя уже показал тебе студию? — как ни в чем не бывало спросила Джанет.
— Мой… нет еще… — промямлил Брэд, и мне показалось, что у меня сейчас остановится сердце.
— И как мне ни жаль, сегодня я уже не успею, быстро вставил я. Может, как-нибудь в другой раз. Нам пора идти, Брэд. — Я должен был увести его прежде, чем он скажет непоправимое — а он обязательно скажет, это только вопрос времени.
— Разве? — тихо спросил Брэд. Впрочем, он понимал, что виноват, и был не слишком настойчив.
— Попрощайся с мисс Винсент.
— У вас очень милый племянник, мистер Леттерер, — сказала Джанет на прощание. Едва уловимая пауза перед словом «племянник» повергла меня в ужас, но делать было нечего.
— Благодарю вас, мисс Винсент.
И лишь на полпути к машине я вспомнил кое-что, и у меня подкосились ноги. Согласно сфабрикованной Фрименом биографии, никакой сестры у меня не было.
5. ЛОВУШКА
— Ты сердишься на меня, папа? — тихо спросил Брэд, когда мы сели в машину.
Я взглянул на свои пальцы, лежащие на руле, и увидел, что они побелели от напряжение. Я медленно ослабил хватку, чувствуя, как начинает восстанавливаться кровообращение.
— Да, — ответил я, испытывая большое искушение отделаться чемнибудь вроде «с чего ты взял?»
— Вечно ты воспринимаешь вещи слишком серьезно. Мама всегда так говорит.
Я повернулся к нему:
— Выслушай меня и постарайся понять. Ты обещал мне остаться в машине. Я взял тебя именно с этим условием. А ты нарушил свое обещание.
— Но папа. Что тут такого…
Я резко перебил его.
— Обещание — это соглашение. Если ты даешь кому-то обещание, это значит, что ты обязуешься делать все — в пределах разумного, конечно, чтобы выполнить его. И не говорить потом, что чего-то недослышал. Или недопонял. — Я специально не стал упоминать имя Кэролайн. — Люди будут рассчитывать на тебя, понимаешь? Разумеется, всегда может случиться чтонибудь непредвиденное. Если бы ты, например, увидел, что надвигается смерч, то имел бы полное право уйти. Но нельзя нарушать слово просто потому, что на улице хорошая погода и тебе захотелось осмотреть окрестности.
Брэд отвернулся. Я взял его за плечи и снова развернул к себе.
— Ты ведь любил Сэма?
Брэд кивнул.
— Ну что ж, теперь он мертв, — безжалостно сказал я. — Он погиб на прошлой неделе, и полиция полагает, что на телевидении кто-то имеет к этому отношение. Женщина, которую ты встретил, работает именно здесь и, насколько мне известно, тоже может оказаться замешанной. И если она заподозрит, что я не тот, за кого себя выдаю, я могу погибнуть так же, как и Сэм.
Я не стал говорить ему о том, что она, возможно, уже подозревает меня — в гневе я и так наболтал много лишнего. Брэд заплакал.
— Он правда умер? — выдавил он в промежутках между рыданиями.
Я обнял его:
— Да. Прости меня, малыш.
Продолжая рыдать, Брэд прильнул ко мне. Через некоторое время он начал приходить в себя:
— Ты тоже прости меня, папа. Но я же не знал…
— Вот об этом-то я и хотел тебе сказать, — мягко ответил я. — Когда ты заключаешь с кем-то соглашение, то человек действует в расчете на твое обещание, и если ты его не выполняешь, может случиться все что угодно. Иногда от этого нет никакого вреда. Но ты же не можешь знать наверняка, правда?
Брэд кивнул — похоже, он наконец понял, что я пытаюсь ему сказать.
Когда мы выехали со стоянки, на пандусе уже никого не было. Возвращались мы в полном молчании.
В качестве компенсации за свою вспышку я повез Брэда к дому, где родился Рей Брэдбери, который почему-то находился вГелиуме, а не в КсиСити.
В самом центре делового квартала, окруженный цилиндрическими зданиями и металлическими конструкциями, стоял уютный маленький домик в колониальном стиле. Его стены и ограда из штакетника первоначально были белыми, но после того как выяснилось, что их приходится чистить каждые две недели, и то и другое выкрасили в темно-красный цвет, чтобы марсианская пыль была не так заметна.
Собственно говоря, это был обыкновенный музей, но детей привлекали сама личность Брэдбери и всякие диковинные вещи внутри: кресло-качалка, прялка, паркетные полы, плетеные циновки, печь, которую надо было топить дровами, и невообразимо древний компьютер.
Конечно, Брэд был уже достаточно взрослым и понимал, что на самом деле Брэдбери родился не на Марсе, но все равно мы оба отлично провели время.
Утро понедельника выдалось на редкость тоскливым. Брэд отбыл обратно в Библос, поклявшись молчать обо всем, что узнал за эти выходные, кроме разве того, что я некоторое время буду жить в Гелиуме. Я подробно расспросил его о разговоре с Джанет, но слава Богу не нашел особых поводов для беспокойства.
Я изнывал от скуки в своем кабинете, когда дверь отворилась и вошла Джанет. Она даже не постучалась.
— Я хочу вам кое-что поручить, — сказала она, и от ее приветливой улыбки скуку мою сняло как рукой.
— Что-нибудь приятное? — спросил я, улыбаясь в ответ.
— Не знаю. Вообще-то это не физический труд. Зато вы сможете кое-чему научиться. Или вам хватает своих водительских навыков?
— Да нет, пожалуй, разнообразие не повредит.
— Отлично. Тогда давайте спустимся в морг.
— Мне показалось, что работа будет нетрудной. Меня тошнит от вида крови.
— Это не тот морг. Мы называем так архив.
— Да, в этом что-то есть. Но почему же вы тогда не называете почтовые грузовики «катафалками»?
По пути она объяснила, что ей от меня нужно.
— Меня интересуют любые материалы по обществу «Марсиане против репрессий».
