Как Вы сами видите, дорогой гражданин Гед, положение не из благоприятных. Рабочему классу нашего края грозит еще долгие годы терпеть притеснения и нищету, прежде чем забрезжит заря того счастливого дня, когда восторжествует право человека на жизнь, когда все будет преобразовано властью труда и пролетарской республики.
Однако, если Вас интересует мое мнение, я лично считаю, что все обстоит не так уж безнадежно. Мы головы но вешаем, о чем я прямо так и говорю товарищам, впадающим иногда в уныние.
Во-первых, прошлогодняя стачка, как ни плачевны ее результаты, выявила немало энергичных и преданных людей. Во-вторых, она укрепила и расширила связи между товарищами, которые прежде недостаточно знали друг друга, а подчас даже прямо враждовали, – я говорю о бруссистах, прудонистах, бланкистах и анархистах. Непосредственная опасность сплотила их и подняла их боевой дух. Нет худа без добра. Хотя стачка была плохо подготовлена и потому провалилась, этот провал не только не деморализовал наш пролетариат, а совсем наоборот – стачка дала нам немало поводов и возможностей шире распространять социалистическое учение, раздувать революционное пламя и обратиться с боевым призывом создать мощную классовую организацию. Наконец великие слова пролетарского Интернационала: «Освобождение трудящихся есть дело самих трудящихся» запали в сознание вандеврского пролетариата, и последние испытания не только не ослабили, а скорее закалили дух нашего маленького отряда.
Понятно, хозяева не дремлют. Они стараются обновлять оборудование, заботятся о техническом его усовершенствовании, но все-таки, видно, дело идет у Зимлеров не очень успешно, приходит в упадок большое предприятие, и легкие удачи усыпляют их. Некоторые товарищи, прибывшие из Рубэ и из других городов, сообщили нам, что методы и оборудование наших фабрикантов уже устарели. Стоит в Вандевре возникнуть лучше оборудованному предприятию, и Зимлерам придется разделить судьбу их бывших конкурентов. Позвольте мне, скромному пчеловоду, воспользоваться сравнением из знакомой мне области. Похоже, что богатство таит в себе те же опасности, которые угрожают пчелиному рою, когда матка, сама того не зная, выводит не только трудовых пчел, но и трутней – злейших своих врагов.
Желание наслаждаться легко приобретенным богатством уже разлагает этих зазнавшихся буржуа. На наших глазах за пятнадцать лет они переменили три квартиры, забросили маленький домик, в котором жили всей семьей по приезде в Вандевр, а сейчас поселились в самых роскошных особняках города. Эти люди, которые, как и все мы грешные, передвигались по способу пешего хождения, теперь разъезжают в шикарных экипажах, завели богатые выезды. Если старшие Зимлеры еще как-то сдерживаются, то молодые больше всего на свете боятся снизойти до простых смертных, их кареты обрызгивают нас грязью. Жюстен Зимлер, который вступил в дело всего пять лет назад, ведет себя так нагло, что подобного еще и не видали. Он-то и есть главный виновник того, что наши требования не были приняты. Этот молодой фабрикант уходит с работы в четыре-пять часов, а те, благодаря кому он имеет возможность наслаждаться жизнью, гнут спину над станками до поздней ночи. Он связался с «золотой молодежью», распутничает, развращает наших молодых работниц и вносит позор и бесчестье в наши пролетарские семьи. Но от зорких глаз товарищей не скроются его поступки, и пусть мы не доживем до светлого дня возмездия, все равно ход социального процесса обрушится на головы наших угнетателей. Пожелаем же, чтобы скорее пришел тот день, когда рабочий класс будет достаточно силен, чтобы самому стать хозяином средств производства.
Примите, дорогой гражданин Гед, мой братский и социалистический привет.
ЭПИЛОГ
(1889)
I
Если бы даже каким-нибудь чудом удалось свести воедино разрозненные воспоминания, которые сохранились в памяти Зимлеров о кузене Вениамине Штерне, все равно они никак не совпали бы с обликом шустрого упитанного янки, выпрыгнувшего из вагона прямо в объятия Гийома.
За месяц до того дядя Абрам прислал из Парижа вырезку из газеты «Тан», которую он собственноручно обвел синим карандашом.
«Отметим, – гласила газетная корреспонденция, – среди пассажиров, прибывших сегодня на пароходе „Шампань“, американского мультимиллионера мистера Бена Стерна. Огромное состояние мистера Бена Стерна, составленное им в рекордно короткий срок в таких отраслях, как железные дороги, хлопок, а также машиностроение, не исчерпывает всего своеобразия этой в высшей степени характерной для Америки фигуры. В отличие от некоторых наших сограждан, его состояние отнюдь не сомнительного происхождения, а широкий либерализм этого предпринимателя делает честь тому классу бизнесменов, благодаря которым с такой лихорадочной быстротой развивается деловая активность Нового Света. Господин Бен Стерн прибыл в Нью-Йорк бедняком в 1872 году. Таким образом, он, по тамошнему выражению, является типичным self- made man.[44] Отметим также, что этот представитель американской энергии является нашим соотечественником. Он происходит из отторгнутых от нас провинций, сражался в рядах нашей армии в страшный год и получил боевое крещение под Гравелотом.[45] Отец мистера Бена Стерна принадлежит к числу наиболее уважаемых коммерсантов квартала Бон-Нувель. Мистер Бен Стерн, как и многие его соотечественники, прибыл к нам с намерением посетить Всемирную выставку».
– Алло, Гийом! Не узнаешь?
Вениамин гнусавил по-американски и по-эльзасски одновременно, что производило довольно странное впечатление.
– Жена, дети, дела! All right! Presto![46] Я умираю с голоду и к тому же жажду видеть всех наших милейших родственников. И подумать только, что это Гийом! Ну совершенно не изменился!
Подпрыгивая на ходу, чтобы поспеть за быстро шагавшим мистером Беном, Гийом подумал про себя, что кузен тоже совсем не изменился.
Сара слегка смутилась, когда такой знатный иностранец дружески расцеловал ее в обе щеки. Но знатный иностранец чувствовал себя как дома, и все было по нем. Правда, он не мог сдержать веселой улыбки при виде зрелой дамы, в которую превратилась Элиза, предмет его юношеских воздыханий. Зато он был игриво почтителен с остальными дамами и весьма мил, без всякого оттенка покровительства, с мужчинами. Даже дядя Миртиль вынужден был признать, что миллионщик не убил в его племяннике чувства уважения к старшим.
– Старик здорово еще крепкий, – шепнул Вениамин Гийому, улучив подходящий момент и кивая на начальственную фигуру дяди Миртиля. – По-прежнему важен и по-прежнему туп. Это-то и продлевает
