только «эта женщина»), он снял с полки «Вторжение в Элинор» и, завалившись на диван, — не переодевшись даже, а только скинув свитер, потому что в комнате почему-то стало жарко, хотя все еще не топили, — принялся читать внимательно, строчку за строчкой. Он перечитывал роман не один раз и хорошо его знал, — то есть, ему казалось раньше, что знал. Сейчас он читал книгу будто впервые. Видел текст иными глазами — глазами автора, Эдуарда Ресовцева, и Левию, дочь президента выдуманной страны Элинор, узнал теперь сразу — конечно, это была она, эта женщина: и внешне, насколько автору вообще удавались описания внешности персонажей, и, главное, по характеру, который чувствовался, несмотря на то, что Ресовцев почти не описывал душевные переживания героини — в романе слишком много было, по мнению Терехова, диалогов; действия, впрочем, тоже оказалось более чем достаточно, правда, не такого, к какому привык читатель — без погонь, стрельбы, крови и разборок, это было скорее интеллектуальное действие, переживания персонажей оставались за текстом, их приходилось угадывать; если еще вчера играть в эту игру Терехову не хотелось и больше всего он мечтал избавиться, наконец, от романа — пусть книга выйдет, и все, забыли, — то сегодня он вчитывался в каждое слово и узнавал, узнавал…
Будто, захлебываясь, пил из холодного источника.
Неужели Ресовцев полюбил эту женщину с первого взгляда, увидев ее в компании студентов? Левия (то есть, эта женщина) оказалась в компании случайно… Впрочем, детали на самом деле не имели значения, Ресовцев мог бы и не писать о встрече, она была интересна разве что ему самому и ей, этой женщине, а теперь и Терехову. А интересное началось потом, когда Левии и Ноэлю пришлось все бросить и идти, ехать, мчаться, удирать, догонять…
И была удивительная ночь под чужими звездами, на самом деле чужими, даже не созвездия изменились, как это обычно описывают фантасты, перемещая своих персонажей в другую звездную систему, — изменились именно сами звезды, они не свет в мир посылали, а лучи мыслей, идей, и как же удалось автору словами описать то, что и представить себе почти невозможно?
В ту ночь они были вместе, а потом Ноэль предал Левию, у него была на то уважительная причина, то есть ему казалось, что спасение народа — уважительная причина для того, чтобы бросить женщину на произвол судьбы, не объяснив истинного смысла своего поступка. Так было нужно по сюжету, но ведь сюжет придумал автор, никто его не тянул за фалды, никто не приказывал. И предал Ресовцев эту женщину, похоже, по-настоящему, в реальной жизни, было между ними что-то, — именно этот эпизод, похоже, привел ее в смущение, что-то она здесь поняла такое, чего Терехов понять не мог, потому что все-таки, несмотря на описания, не знал всей подноготной их отношений.
Ноэль становится убийцей — на глазах Левии. Он вынужден убить, но убивает невинного, случайного, и долго потом (три главы, почти сорок страниц текста) доказывает всем — и Левии прежде всего, — что убитый на самом деле был врагом, страшным и беспощадным, но эта женщина думает иначе, для нее убийство есть убийство, смерть есть смерть…
Погружаясь под утро в серую бездну, которая ни сном не была, ни явью, Терехов успел подумать, что теперь смог бы подобрать в разговоре с этой женщиной иные слова. Смог бы, но не станет ее искать, ни за что, никогда. Поговорили — хватит.
Утром долго звонил телефон, Терехов слышал трезвон из своего сумеречного мира, он потянулся даже, чтобы поднять трубку, но в результате только заснул окончательно — провалился из призрачной серости в плотную, беспросветную черноту.
Глава десятая
— Опять «винчестер» полетел? — спросил Сергей, когда Терехов взял его за локоть в подъезде и с просительными интонациями принялся говорить что-то о необходимости и одновременно невозможности получения информации.
— Нет-нет, — сказал Терехов. — С компьютером все о'кей.
— А я читал ваш новый роман, — неожиданно заявил Сергей. — Точнее — пробовал. До двадцатой страницы дошел и потух. Ну, вы совсем… Фэнтези не фэнтези, триллер не триллер, а любовных романов я не читаю — любви мне в жизни хватает.
Терехов с невольным уважением посмотрел на юного знатока и подумал, что сам даже сейчас не смог бы выговорить эти слова с такой же уверенностью.
— Не понравилось, значит? — спросил Терехов, соображая, как вернуть разговор в нужное ему русло.
— Нет, — решительно отрезал Сергей и неожиданно добавил: — А если вы хотите выяснить, кто на ваш комп порчу навел, то можно попробовать. Правда, возни много.
— Это можно? Ведь «винт» отформатирован, я в этом не разбираюсь, но информации там уже нет…
— Обижаете, Владимир Эрнстович, — выпятив губу, сказал Сергей, изображая до глубины души оскорбленное самолюбие. — Конечно, я сохранил что мог. Не так уж много, но почтовые установки уцелели, иначе как бы вы с нового «винта» свою почту читали?
— Черт, — сказал Терехов, — я и не подумал.
— Так чего вы хотите? — деловито продолжал Сергей. — Сыщики идут по следу компьютерных взломщиков?
— Примерно. Ты можешь выяснить, с какого компьютера прошла атака?
У Сергея заблестели глаза — в фигуральном, конечно, смысле, но Терехову показалось, что в полумраке подъезда зрачки у парня действительно сверкнули, будто изнутри вырвался на короткую секунду яркий светлый луч.
— Не сейчас, — с сожалением сказал Сергей. — До вечера занят. Дела.
Сказано это было с таким видом, будто дела у него по меньшей мере были связаны с государственной политикой или принятием основополагающих жизненных решений. Наверное, на свиху торопился — пополнять любовный опыт.
— Девушка? — спросил Терехов, но Сергей не поддался на провокацию.
— Вечером вы дома? — спросил он. — Если я зайду в семь — нормально?
— Нормально, — согласился Терехов.
До семи он успеет сделать еще одно дело. Искать эту женщину Терехов не собирался — дал себе слово, значит, так и будет. Но, может, в интернете что-то есть на Ресовцева, он ведь работал где-то, имел степень — так, во всяком случае, можно было заключить со слов этой женщины, — писал, скорее всего, научные работы…
Поднявшись к себе, Терехов рассовал по полкам холодильника принесенные из магазина продукты, переоделся, просмотрел газеты — обычно он покупал «Независимую» и «Коммерсантъ», а из журналов «Огонек» и «Итоги», но сегодня почему-то выложил тридцатку за журнал фантастики «Если». На обложке был изображен странный инопланетный пейзаж — странность заключалась не в том, что в небе красовались три разноцветных солнца, а в расположении тени: единственной, несмотря на причудливое освещение. Но не этим привлек Терехова журнал — через обложку шла надпись: «Фэнтези — миры, в которых нам привольно». Ресовцеву было привольно в Элиноре. Может, он писал фэнтези?
Перелистав журнал и прочитав оглавление, Терехов решил, что зря выбросил деньги — драконы, принцессы и рыцари его не привлекали, в Элиноре не водилось фантастической живности, Левия ездила на лошади, а дома у нее был сиамский кот, по описанию такой же, как все коты, и такой же драчливый.
«Огонька» Терехову хватило на полчаса, с «Итогами» он покончил минут за десять и подумал, что если бы эта женщина сейчас сидела рядом на диване или хотя бы чуть поодаль на стуле, или в кресле у журнального столика, то он не был бы так раздражен и не ощущал в душе раздвоенности: надо, в конце концов, признаться — он хотел ее видеть, но чтобы она не задавала вопросов, чтобы молча сидела, смотрела на него и ждала его решений, его поступков.
Они могли бы вместе пообедать — Терехов умел готовить стейки, но у этой женщины они получились бы лучше, мягче, воздушнее, и приправу она наверняка смогла бы соорудить для вкуса, а так ему пришлось довольствоваться кетчупом. Он поел, вымыл посуду, представив, как эта женщина могла бы вытирать
